Кеземан прежде всего настаивает, что исследователи Нового Завета должны отказаться от «скептического» взгляда на евангельский текст. Естественно, Кеземан не призывает к sacrificium intellectus («жертвоприношению разума») и возвращению исследований в докритическую эпоху. Учитывая все новейшие достижения новозаветной библеистики, он пытается доказать, что даже с учетом богословской рефлексии между историческим Иисусом и запечатленным в Евангелиях образом Христа существует неразрывная преемственность. Он так пишет о том, через какие изменения проходила история об Иисусе в ранней Церкви:
Многие исследователи поддались искушению и посчитали, что из‐за этих изменений в истории христианства на раннем этапе произошел разрыв. Однако на самом деле эти изменения свидетельствуют о непрерывности традиции[200].
Это заявление было эпохальным. Начиная с Реймаруса и вплоть до работ Вреде большинство участников «Поиска…» осознанно или неосознанно исходили из той предпосылки, что исторический Иисус и Христос церковной веры – два разных образа, между которыми не существует практически никакой преемственности. Прежде считалось: можно в Евангелиях услышать какие-то отзвуки реальной истории, но не более того. Кеземан пишет об этом так:
Радикальный критицизм в ходе длительных и мучительных поисков ядра евангельской традиции нашел не исторического Иисуса, как он ожидал, а керигму христианства. В итоге критицизм решил вообще отбросить идею о том, что жизнь Иисуса может быть реконструируема на основе Евангелий[201].
Однако в канонических Евангелиях (Кеземан не рассматривал апокрифические тексты как достоверные источники) образ исторического Иисуса может быть обнаружен, если исследователи не будут стоять на гиперкритических позициях в отношении того образа Иисуса Христа, с которым они встречаются в евангельском тексте:
Исторический Иисус запечатлен в Новом Завете… не таким, каким Он Сам видел Себя, не как просто человек, но как Господь Церкви, поклоняющейся Ему[202].
Следует отметить, что на Кеземана оказала значительное влияние «школа критики форм». Вот как об этом пишут Петр Покорны и Ульрих Геккель:
Открытием школы истории форм стало то, что послепасхальная проповедь оказала влияние на то, как выглядят синоптические Евангелия. <…> В 60‐е годы XX в. такие ученые, как Эрнст Кеземан <…> стали описывать то, как изображение Иисуса мотивировалось Его воскресением, когда писавшие стремились показать, что Воскресший есть не кто иной, как Распятый. <…> Представители нового подхода осознают, что всякое исследование Иисуса должно учитывать керигматические потребности послепасхальных общин, а с другой стороны, ориентироваться на земного Иисуса. При этом приобретается то понимание, что и пасхальная вера сохраняет интерес к истокам[203].