Поиск исторического Иисуса. От Реймаруса до наших дней

Спустя три года после выступления Кеземана, 25 мая 1956 года Фухс прочел в университете Цюриха одноименную лекцию «Проблема исторического Иисуса». В отличие от Кеземана, который видел путь к получению сведений об историческом Иисусе в применении критерия несводимости, Фухс доказывает, что аутентичный образ Иисуса в Евангелиях запечатлен в тех повествованиях, в которых совпадают учение Иисуса (выраженное в речениях и притчах) и Его поступки. Как заявил Фухс, «Поступки Иисуса были реальным воплощением Его учения»[207]. Тем самым он акцентировал внимание на том, что помимо анализа речений, которые к середине XX века были подробно изучены, не менее важен детальный анализ повествований о деяниях Иисуса. Среди этих повествований есть как аутентичные, так и исторически недостоверные тексты. Фухс считал, что если сопоставить деяния и речения, то становятся видны как совпадения, так и противоречия. Например, притча о блудном сыне и описанная в Евангелиях практика совместной трапезы с грешниками свидетельствуют, что идея о милосердии Божьем, которое превосходит грехи человека, изначально присуща Иисусу.

Особое внимание Фухс уделял анализу притчей. Он считал притчи Иисуса аутентичными просто потому, что в последующей христианской традиции этот жанр практически не используется, а кроме того, их значение глубже, чем то, которое можно было бы выразить прямыми утверждениями. К. Бломберг пишет об этом:

Притчи, подобно метафорам, «перфомативны», а не «пропозициональны», – то есть они не передают информации, а осуществляют некий акт: обещают, предостерегают, сообщают дар или призывают к чему-то[208].

К тому же в притчах самосознание Иисуса «„проявляется в языке“ особенным образом»[209]. Естественно, говоря о самосознании Иисуса, Фухс не делает это в манере «либеральных» участников «Поиска…» XIX века. В середине XX века ученые пришли к единодушному согласию, что евангельский текст не дает прямого доступа к психологии Иисуса, однако Фухс доказывает, что анализ притчей, как наиболее характерной для Иисуса формы выражения Своего учения, может помочь исследователю приблизиться к пониманию мыслей самого Иисуса.

Анализируя деяния, речения и притчи Иисуса, Фухс приходит к выводу, что Иисус не был просто пророком или учителем мудрости. Его деяния и проповедь свидетельствуют, что Он считал Себя Мессией, выразителем воли Бога на земле, а Его проповедь и добровольные страдания и смерть должны были стать началом наступления Царства.

Фухс не разделяет мнение Кеземана, что конфликт с иудеями стал основной причиной гибели Иисуса. Хотя Фухс и признает историческую достоверность разногласий между учением Иисуса и иудаизмом Его времени, он все же считает, что страдания и смерть были избраны Иисусом сознательно. Этот вопрос не получает у Фухса должного рассмотрения, он ограничивается туманными объяснениями:

Бог не теряет никого. Следовательно, Воскресение приходит на место смерти. Без Воскресения страдание веры было бы тщетно (ср. 1 Кор 15). С другой стороны, Воскресение не имело бы реальной цели, если бы ему не предшествовало страдание, ибо Воскресение есть и милосердие, и верность (ср. Мф 6: 1–8). <…> Поскольку Иисус Сам берет на Себя роль божественного милосердия, Он берет на Себя и роль страдания. Его угрозы и призывание бедствий, а также жесткость Его требований проистекают из Его воли к страданию. Ибо во всем этом Иисус был противоположностью Своим противникам[210].

Итак, отметим следующие основные положения Фухса.

1. Изречения и поступки Иисуса должны анализироваться вместе, они могут считаться аутентичными в тех случаях, когда согласны между собой.

2. Притчи Иисуса выражают самую суть Его проповеди и то, как Он позиционировал Себя перед Своими слушателями.

3. Страдания и смерть Иисуса были Его сознательным выбором, поскольку он считал Себя выразителем воли Бога на земле, они не были всего лишь навязаны Его противниками.

4. Гюнтер Борнкам