Хорёк пошевелился, потёр лицо, тряхнул головой. Он не вспоминал тот день слишком давно. Выключил, вырезал его из памяти. За восемь лет он повидал много такого, что не хотелось вспоминать, но это… Пьяная кодла издевалась над ним остаток дня и половину ночи, зверея от собственной безнаказанности… Как он умудрился уползти, добраться до ближайшей аптеки и забиться в грязную нору на последнем этаже дешёвого доходного дома, полного мертвецов, он так и не вспомнил, но из всех чувств, которые так мало были ему доступны в связи эмоциональной глухотой — так называл это домашний психолог четы Каленски, — одно проявилось самым ярчайшим образом и осталось с ним навсегда. Ненависть, вместе с белыми луночками следов от зажжённых сигарет на руках, груди и правой щеке.
Хорёк потянулся к левой ноге и задрал штанину — какая-то мелкая дрянь укусила его в лодыжку. Теперь на месте укуса краснела неприятная блямба, которая отчаянно зудела. Он поскрёб ногу и снова откинулся на спинку продавленного дивана. «Надо будет распорядиться, чтобы поменяли обстановку», — подумал он, оглядев своё новое жильё. По словам разведчика выходило, что городских припасов им может хватить чуть не до конца осени, а значит можно и обживаться. В соседней комнате чем-то загремел Гэг, гнусаво выругавшись. Хорёк криво ухмыльнулся. Скорее всего, он был единственным человеком на свете, на которого этот нескладный верзила не нагонял ужас одним своим появлением. Наоборот, это Гэг боготворил и побаивался Хорька. Не склонный к сожалениям, в отношении своего слегка чокнутого, но крайне полезного телохранителя Хорёк испытывал нечто похожее — тому оставалось около года жизни. Пора было задуматься о преемнике.
— Босс? — Гэг просунул голову в дверной проём, словно подслушал мысли Хорька. — Обед подавать?
— Валяй, подавай, — благодушно согласился Хорёк, соскочив с дивана и приседая, чтобы размять ноги — в последнее время они начали быстро отекать.
***