Пока дышу - надеюсь

— Что же поделать, будем ждать, что когда-нибудь эта бесконечная чехарда с назначениями и отставками закончится. Лично я, Виктор Николаевич, — обратился Радкевич к Минуту, — буду рад, если власть, всё же, возьмёт Керенский. Его действия воленс-ноленс приводят к уменьшению раздрая в Петрограде. И это становится очевидным уже многим.

Морячки притихли. Петросовет в его отсутствие только грозится да действует исподтишка. Дезертиры стали бояться появляться на железнодорожных станциях, а после нападения китайцев на Петропавловскую крепость из города практически исчезли все уголовники.

По слухам, большинство из них были арестованы и посажены в Трубецкой бастион. А там их всех убили китайцы при штурме, а китайцев — казаки и советчики. То есть, эти, из общественной безопасности, господа.

Мне даже жена на днях сказала, узнав по своим связям, да сплетням, что оттуда практически никто не вырвался, а остатки гарнизона принесли присягу Керенскому, как их спасителю. Это ли не чудеса?! И теперь у нас в самом центре находится база министерства внутренних дел. Его Керенского величества… И, даже по самым примерным подсчётам, он может выставить вооружённых бойцов до четверти всего нашего гарнизона.

— Ну, это вы чересчур, генерал, чересчур, — отозвался генерал Минут.

— Да, только я видел его людей, это не наши разнузданные запасники, это совсем другие люди. А уж про казаков Шкуро я и вообще ничего не говорю. Помяните моё слово, Виктор Николаевич, Керенский пообещал этому есаулу как минимум командование полком, и тот будет рвать и метать, чтобы добиться своего. Очень энергичный казак, очень. Нас ждут большие перемены. Я чувствую это своими костями.

— Поживём, увидим, я буду только рад порядку. Скоро первое мая, будет митинг, и там, возможно, озвучат новый кабинет министров. Вот мы и узнаем на этом митинге, кто станет военным министром, а кто проиграл борьбу окончательно.

— Узнаем, безусловно, узнаем! — генерал Радкевич склонил голову в знак согласия. Ему уже было пора возвращаться обратно. Он и так узнал очень многое, даже слишком.

— Я бы хотел просить вашего разрешения удалиться для работы, — спросил Радкевич Минута. — Уж прошу простить меня за отрыв Вас от собственных дел.

НГШ генерал Минут удовлетворённо кивнул на это.

— Конечно, разговор был полезен не только для вас, но и для меня, Евгений Александрович.

Радкевич встал и, пожав руку генералу Минуту, удалился. Его мысли, и так сумбурные, запутались ещё больше, но время сейчас было такое, и он, вернувшись в кабинет, полностью отдался работе.

* * *

В это время Керенский находился на Марсовом поле и, громко и с надрывом выкрикивая слова, вытирая слёзы от порывов ещё прохладного ветра, стонал о судьбе безвинно погибших товарищей в Петросовете. Взмахивая энергично кулаком, Керенский клеймил позором моряков, которые, не разобравшись, уничтожили почти весь Петросовет.

Речь была им написана накануне, десять раз перечёркнута и перепроверена, а также для более грамотного изложения материала к этому делу был привлечен Щегловитов, который только кряхтел и плевался с досады. Но, взяв за основу труды Плеханова, Маркса и прочих революционных деятелей, попытался изобразить что-то простое, но в то же время очень умное и притягательное. Получилось хорошо, по мнению Керенского. От себя он добавил ещё лозунгов и обещаний, а также различные манипуляционные приёмы.

Выучив свою речь наизусть, Керенский потренировался перед зеркалом, отработав мимику и жесты. Убрав неловкие движения, оставил только те, что были ему необходимы для управления толпой.

Люди слушали его речь и сжимали в бессилии кулаки, а он всё говорил и говорил. Призывал, клеймил, утрировал. Всё было ради одной цели: напоследок, после окончания митинга, сообщить о своей новой партии и призвать к вступлению в её ряды. Не забыл он упомянуть и контрреволюционеров, коими, по его мнению, являлись эсеры.

А кроме открытых контрреволюционеров были и скрытые, то есть большевики. А большевики, как раз, и организовали нападение китайцев на Петропавловскую крепость, подбив их на этот неудачный штурм.

То, что в ходе штурма погибли все эсеры и, собственно, сами большевики, Керенского нисколько не волновало, как и не волновало обычного рабочего или солдата, который верил в то, что всё так и было. Просто что-то пошло не так…

Так что, пустив напоказ слезу и бросив на закрытые гробы горсть земли, Керенский удалился в великой печали, думая о том, удалось ли ему реализовать свои политически цели полностью или лишь наполовину. Но об этом ему предстояло узнать чуть позже.

Немногим раньше князь Львов уже согласился со всеми требованиями Керенского, и тому предстояло на митинге празднования Первого мая объявить толпе и попросить её формального разрешения на принятие поста военного и морского министра.