Пока дышу, надеюсь

Бразаускас не ответил. Он лишь на секунду остановился у дверей, словно теряя равновесие, пошатнулся и заговорил:

- Да, да... Убивал евреев, коммунистов, поляков. Меня уже расспрашивали о том в коммендатуре. Сколько еще мне будут ставить в вину проступки моего сына? Как пришли русские, так и начались все эти допросы, угрозы... Он действительно убивал евреев. И не только евреев. Так ему приказывали. Устав, понимаете ли... Но что ему еще оставалось?

Сергей покачал головой. Начинать разговор в таком тоне ему не нравилось совершенно.

- Я не стану отвечать на ваш вопрос. Если это действительно был вопрос... Я не ради того к вам приехал, понас Николас, чтобы лишний раз поставить вам в укор действия вашего сына. Вы ведь верующий человек? Если так, то вспомните, на каких принципах построена христианская мораль. Разве Христос не говорил, что сын за отца не в ответе? Так почему же отец должен каяться за ошибки своего сына?

- Но вы приехали ко мне из-за Штепонаса. Вы сами мне так сказали...

- Да, из-за него. У вашего сына была весьма насыщенная жизнь... Подозреваю, что именно вы сможете мне дать ответы на многие интересующие меня вопросы. Помочь следствию, напомню, обязанность всякого законопослушного гражданина. Даже сейчас по прошествии столь большого времени со времени его смерти ваше мнение очень важно для нас.

- Чекисты только о нем меня и расспрашивали! А знаете вы, каково это, отвечать на бесконечные вопросы какого-нибудь красномордого смершовца и чувствовать себя при этом абсолютной мразью? Его уже полгода нет в живых, а меня все еще не могут оставить в покое! Я уже не раз проклял тот день и час, когда он родился! Лучше бы он погиб тогда, в сорок первом...

Они прошли в небольшое, плохо проветриваемое помещение с небольшими окошками, в центре которого стоял стол. Помещение это, судя по всему, было кухней и находилось оно в самом центре избы. Справа от кухни, как предполагал Сергей, уже бывавший в таких крестьянских избах, располагалась комната для повседневных работ, а с левой - спальни и помещение для гостей.

- Скажите мне, понас Николас, откуда вы так хорошо знаете русский язык? - поинтересовался Сергей, садясь на скамью, стоявшую у стола.

- Как же не знать то? Я еще при Николае его хорошо знал, когда в Вильнюсе жил. Дядька то мой и письму и грамоте меня обучал... Потом, когда гражданская началась, сюда перебрался. Здесь и жену свою встретил. Жена то моя русской была... Я и своих детей с малолетства русскому языку обучал. А при немцах, так и вовсе переводчиком был. Даже жалование за свою работу получал... Двести пятьдесят рублей в месяц. Не ахти что, но деньги, как вы понимаете, никогда лишними не бывают.

- Значит, вы работали с военнопленными?

- И с ними тоже.

- С Мариусом Подабой вам не доводилось встречаться?

Николас не спешил отвечать. В эти минуты он казался усталым и сонным.

- Это была личность... Да, я работал с его подчиненными несколько раз. Занимался переводами, работал с документацией.

Бразаускас говорил медленно, порой выдерживая непродолжительные паузы между словами. Не трудно было понять, что он, отвечая на вопросы Сергея тщательно продумывал свой ответ. Отчего-то сейчас это волновало и настораживало младшего лейтенанта, казалось ему неестественным и даже нелепым. Ощущение того, что Бразаускас чего-то недоговаривает нарастало в нем с каждой минутой.

- Какое впечатление на вас произвел этот человек?

- Подаба был мясником. Ему было все равно кого убивать. Что русский, что поляк, что литовец... Всякий, кто попадал под его подозрение, был обречен подохнуть на виселице. Его ненавидели, как мне кажется, все. Когда его убили, многие из нас задышали спокойнее.

- Я слышал, что в убийстве Подабы принимали участие советские партизаны, аковцы и даже местные националисты. Это правда?

- Я ничего не знаю о причастности к этому делу "зеленых". Мне кажется, что его убийство было тщательно спланировано с польской стороны.

- Как вы считаете, в каких ситуациях литовские националисты могли бы пойти на контакт с немцами?

- Я сомневаюсь, что такое вообще возможно.

- Мне кажется, что нет ничего невозможного... Ведь вы не думали еще два года назад о том, что младший ваш сын, после гибели Штапеуса уйдет с немцами, правда?

- Вы и об этом знаете, - прошептал Николас, - Да, я не думал о том прежде. Я не знаю почему он это сделал. Какие причины могут побудить четырнадцатилетнего парня совершить такой поступок? Я долго спрашиваю себя о том, но не могу понять... Может быть он каким-то образом захотел отомстить тем, кто убил его брата? Мне страшно даже подумать о том, что стало с ним там, в Германии. Быть может, работает он сейчас на какого-нибудь немца... Хочется верить, что живет он сейчас лучше чем я.