Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Ольга была немного старше дяди Александра. Она была странной. Относилась ко всем немного официально и чопорно, смеялась коротким неестественным смехом и редко выходила из своей комнаты. Мы почти никогда не видели ее, кроме как за завтраком, обедом и ужином. Тетя Женя с каждым всегда была в ровном расположении духа, но, хорошо зная ее, я чувствовала, что Ольга ее раздражала. Я спросила ее, почему Ольга не замужем.

«В молодости она была застенчивой, – ответила тетя Женя, – но ее считали высокомерной. Она вела себя неестественно, и это не нравилось юношам. В кругу наших родных и друзей ее находили скучной и держались от нее подальше. Ей было только двадцать шесть лет, когда я вышла замуж, а о ней уже говорили: старая дева. После смерти родителей Александру и его брату пришлось заботиться о ней. Поскольку ни тот, ни другой не хотел принять ее в свою семью, договорились так: шесть месяцев в году она живет у нас, а остальное время проводит у другого своего брата».

Так была поделена обязанность принимать у себя тетю Ольгу. Бедная «разделенная» тетя Ольга. Как, должно быть, грустно жить в семье, где тебя не любят.

«Ты не очень-то сочувствуй Ольге, – говорила Алиса, – это настоящая змея. Она целыми днями шпионит за нами, чтобы знать, что мы говорим и куда идем». Я и сама много раз замечала, как Ольга, чтобы удовлетворить свое любопытство, использовала детские уловки. Высунувшись в окно, как будто ухаживала за цветами, она смотрела, в какую сторону направляется тетя Женя, если видела, что та вышла на улицу; она подкарауливала почтальона и под предлогом узнать, нет ли для нее писем, старалась выведать, кто пишет письма тете Жене.

Помещение старого склада было переделано под кинотеатр, и один раз в неделю там показывали кино. Ольга ходила на каждый сеанс и на следующий день за завтраком рассказывала нам фильм, который посмотрела. Это были редкие моменты, когда мы видели ее оживленной.

Ольга, по заверениям Алисы, считала себя молодой и неотразимой, она думала, что молодые люди интересовались ею. Я заметила, что действительно, собираясь в кино, она одевалась, как будто шла в город, надевала туфли на высоких каблуках и шла, нарочито покачивая юбкой. Молодые люди из поселка, должно быть, насмехались над ней, видя, как она проходит мимо.

Раз в месяц я помогала тете Жене и Алисе вытирать пыль и поливать комнатные цветы, расположенные полукругом между канапе и окнами. Там были высокие папоротники и пальмы. Однажды, когда мы занимались этой работой, я увидела тетю Ольгу в галерее: она стояла за дверью в гостиную и тихо смеялась, слушая наш разговор, но не решалась войти. Позже для меня стало очевидным, что не из-за тети Жени, а из-за Алисы, которую она побаивалась, Ольга вела себя так холодно и отчужденно.

Один раз я увидела Ольгу через приоткрытую дверь ее комнаты, облокотившуюся на подоконник: она выглянула наружу. Однако в этой части сада она могла видеть только лужайку, несколько деревьев и, дальше, ограду сада. О чем же могла думать Ольга, глядя туда, где ничего не было видно? Нужно ли было ей всю жизнь быть обузой для тети Жени? Была ли у нее когда-нибудь возможность выйти из своего одиночества? Меня пугала перспектива стать такой, как тетя Ольга, если никто не захочет на мне жениться.

В зависимости судьбы девушки от того, какое впечатление она производит на юношей, было что-то чрезвычайно неприятное. Неужели только такая альтернатива: выйти замуж или стать несносной «старой девой»? Мы с Алисой обсуждали этот вопрос. Мы сравнивали свои лица в зеркале: были ли мы красивыми? Алиса находила себя симпатичной, но ее ресницы и брови казались ей слишком светлыми. «Я хотела бы, – говорила она, – иметь глаза такого же цвета, как у тебя, и твои черные ресницы. У тебя, за твоими очками, их даже не разглядеть». Что касается меня, кончик моего носа казался мне слишком округлым, а лоб слишком высоким. Тем не менее я находила себя очень симпатичной. Я улыбнулась своему отражению в зеркале и подумала, что, если бы у меня была подруга с таким лицом, наверняка бы она мне очень нравилась.

Школа в степи

В десяти километрах от Красного Кута находилось слесарное ремесленное профессиональное училище, созданное в рамках новых социальных реформ.

Его директором был друг семьи тети Жени, его называли уменьшительным производным от имени Константин: Костя. Говорили, что Костя был идеалистом. Это слово тогда в России применялось к человеку, полному энтузиазма, посвящающему себя высоким идеалам, а не так, как на Западе, где оно было синонимом нереалистичного, утопического.

Косте было тридцать лет, он был страстно привязан к школе, которой руководил, ко всей сельской молодежи.

О своих учениках он мог разговаривать бесконечно. Он говорил нам, что у них сильное стремление учиться и некоторые наделены истинным талантом к рисованию и художественному творчеству. Мы расспрашивали его об училище, и он пригласил нас туда на праздник в честь святого Иоанна Крестителя.