Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

В глубине нашего сада был небольшой сарай для инструментов. Пономарь приходской церкви пришел предупредить нас, что в этом сарае от угрозы ареста прятался священник. Его матушка ночью приносила ему горячую пищу, пробираясь через дыру в ограде за сараем. Пономарь просил, чтобы никто из нас не говорил со священником, чтобы не привлекать к нему внимания.

Ночью страшно было слышать вопли Анисьи, думать о бедном священнике, лежащем на голой земле в сарае, и знать, что по темным длинным улицам ходят комиссары, неся смерть и опустошение.

В нашей школе учились пять девочек из одной семьи, по одной почти в каждом классе. Они были настолько похожи, что их часто путали. У них был очень хороший характер, и они никогда не обижались, если одну из них принимали за другую. Рассказывали – было ли так на самом деле? – что однажды учитель спросил одну из них: «Это Вы или Ваша сестра?»

Их отец был полковником царской армии. Он присоединился к Добровольческой армии в начале ее формирования. Красные пришли к ним с обыском. Они спросили у матери, где ее муж, и она ответила: «Он в командировке». «В командировке у белых», – сказал комиссар.

Это происходило в коридоре их квартиры. Перепуганные девочки окружили свою мать. Комиссар вынул револьвер и расстрелял всех, одну за другой. Рассказывали, как их служанка, бывшая свидетелем этой сцены, плача, повторяла: «Они упали, как карточный домик, одна на другую, бедные маленькие ангелочки, бедные невинные малютки».

В школе все мы были потрясены и не могли осознать, что они зверски убиты и мы больше никогда не увидим их.

Жизнь была мрачной. Отныне казалось невероятным, чтобы коммунистический режим мог закончиться. Мы были как бы в оцепенении, в бесконечном ожидании окончательной катастрофы.

В эти ненадежные времена мне запретили уходить далеко от дома, туда, где жила Сфира, и я проводила много времени с Инной, так как, чтобы увидеться, нам достаточно было пробраться через брешь в садовой ограде, не выходя на улицу.

Инна была набожной, она принадлежала к одной из тех семей провинциальной мелкой буржуазии, которые хранили все старые обычаи и традиции, добросовестно соблюдая памятные даты, праздники и посты, предписанные Церковью, никогда не пропуская утренние и вечерние молитвы, которые они совершали все вместе.

В то время распространился обычай всегда иметь при себе текст 90-го псалма Давида. Его переписывали на тонкую бумагу, чтобы сделать крошечный рулончик, который затем зашивали в кусочек ткани. Его носили как святыню.

По примеру Инны я сделала маленькие рулончики с этим псалмом для всей своей семьи и часто повторяла в течение дня: «Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: „прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!“»

Для Инны Православная Церковь действительно была Телом Христовым, и она очень почитала всех святых. Такое отношение было для нее совершенно естественным, оно пришло к ней с воспитанием, полученным с самого раннего детства.

Для меня, чья семья не принадлежала к какой-либо отдельной Церкви, это было не так просто, и критический дух не прошел мимо моих религиозных чувств. У меня была тоска по тому земному раю, в котором должно быть полное принятие святости Церкви, к которой мы принадлежим. Я жалела, что не имею такого безусловного воодушевления, как у моей подруги.

В субботу я часто ходила с Инной к вечере. Благодаря отцу Василию я хорошо помнила ход службы и знала, в какой момент литургии услышу любимые псалмы, которые ложились мне прямо в сердце.

Меня глубоко трогало пение хора: «Господи! к Тебе взываю: поспеши ко мне, внемли голосу моления моего, когда взываю к Тебе. Да направится молитва моя, как фимиам, пред лице Твое…»

Я также очень любила гимн, который называется «Свете тихий»; он поется, когда открывают центральные врата иконостаса и показывается освещенный алтарь. В древней Церкви II века этот гимн пели, когда вечерело и приносили лампу. Основная символика первых веков проводила аналогию между этим светом и Светом Христа. Этот гимн поется тихо: в то время, когда опустившееся на западе солнце оставляет на небе свет вечерней зари, мы прославляем Свет Отца Небесного, Иисуса Христа.

Старославянский язык, на который переведены богослужебные книги, оставался неизменным с девятого века и никогда не был разговорным языком в России, сохранившись исключительно в литургии и древних религиозных текстах для чтения. Таким образом, каждое слово получило мистическое значение, которое нельзя выразить мирским языком.

Пасха 1919 года

К концу зимы в школе ко мне уже вполне привыкли и меня приняли в компанию друзей, которые любили собираться вместе.

Часть школ реквизировали под административные конторы, нашу библиотеку решили перевести в школу для мальчиков и учениц попросили помочь при этом переезде. Почти все из нашего класса вызвались добровольцами. Это вносило разнообразие в нашу монотонную и печальную жизнь.