Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Воскресным утром мы собрались в школе. Каждая девочка брала столько книг, сколько могла унести, и маленькими группами мы курсировали между двумя школами, болтая и перекликаясь с другими. Погода была хорошая. Таял снег, первое весеннее солнце заставляло нас щуриться. Тротуары были уже сухими, но на проезжей части между лужами лежали островки мокрого слежавшегося снега, на которые мы ступали, переходя улицы.

Заботы и тревоги нынешнего времени создавали в наших семьях гнетущую атмосферу, но, когда мы были в своем кругу, юность брала верх, и на какое-то время мы забывали свои невзгоды.

У моей подруги Наточки были две старшие сестры, которых я уже знала, и брат двадцати пяти лет, с которым я еще никогда не встречалась.

Наточка много раз говорила нам об этом брате: он был добрым, они с сестрами могли попросить его о чем угодно, и он всегда был готов им помочь. Когда он решил пойти в судебное ведомство, уже закончив изучать право, они сказали ему, что его миролюбивый и покладистый характер не очень подходит для такой деятельности, но он ответил, что именно там необходимо присутствие доброжелательных людей.

Пасха в тот год была очень рано, в начале апреля. В Святую Субботу я пошла с семьей Инны в церковь на пасхальную всенощную. В конце бдения, согласно обряду, нам раздали свечи. Неся зажженные свечи, мы вышли и направились крестным ходом вокруг церкви с пением: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небеси…» Тишина ночи, трепещущее пламя свечей, поднимающееся к звездному небу пение, несравненная красота обряда наполнили меня легкой грустью. Я посмотрела на Инну; она пела своим чистым голосом: «Ангели на небеси», и в ее взволнованном лице тоже было что-то ангельское.

По традиции, вернувшись к входу в церковь, процессия останавливается, и священник воспевает Воскресение Христово: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Священник произносит эти слова трижды, и всякий раз ему вторит хор. Затем он приветствует присутствующих словами: «Христос воскресе», и все отвечают ему: «Воистину воскресе». После этого каждый поворачивается к своим близким и друзьям и три раза говорит им, целуя в щеку: «Христос воскресе», и они отвечают: «Воистину воскресе». Когда я поцеловала Инну, ее глаза были полны слез. Она обняла меня в ответ горячим порывистым движением.

В это пасхальное воскресенье я проснулась поздно, все еще под впечатлением от замечательной ночной службы. Я тщательно оделась, расчесала волосы так, что они начали блестеть, вплела в косы шелковые ленты, похрустывавшие под пальцами и которые я берегла для самых важных случаев. Мы давно уже не могли покупать одежду, и мои старые платья становились короткими и поношенными. Мне приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы удлинять и обновлять их и незаметно штопать чулки черными нитками.

После полудня быстрым шагом я направилась к слегка наклонной улице, где жила Наточка. Солнце припекало, но воздух был еще прохладным. В садах цвели вишни.

Обычно Наточка поджидала меня у окна и сама бежала открывать мне дверь. Как только дверь открылась, я с ходу сказала: «Христос воскресе». Войдя с солнечного света в слабо освещенный вестибюль, я не сразу осознала, что передо мной стояла не Наточка, а ее брат. Совсем близко перед моими газами я увидела два карих глаза, почувствовала две мужские руки на своих плечах и губы, слегка коснувшиеся моей щеки. Он ответил: «Воистину воскресе». Помогая мне снять пальто, он добавил: «Я думаю, Вас зовут Нинуся».

Так в мои шестнадцать лет началась грустная романтическая история моей невероятной любви, которая в это время страха, печали и слез сделалась патетической.

У него был добрый взгляд. Прошло так много лет, и я смутно помню черты его лица, но ясно вижу открытый и добрый взгляд его карих глаз.

После полудня к Наточке пришли другие друзья, и в тот день мы обменялись с ним только несколькими словами в общей беседе. На дороге, ведущей к их саду, в колее я нашла подкову. Я сказала, что это принесет счастье их дому, но Наточка заявила, что подкова принадлежит мне, потому что я первая ее увидела, и настаивала, чтобы я унесла ее с собой.

Я вернулась домой, не чувствуя под собой ног от счастья, сжимая в руке подкову.

Возле дома я встретила Эрнеста. Он спросил: «Что с вами случилось, Нинуся? Как Вы хороши сегодня!» Я не удивилась: все настолько изменилось в это короткое полуденное время, что, возможно, я стала хорошенькой. Можно было сказать мне, что я теперь ангел, и я не увидела бы в этом ничего странного, потому что переживала самое настоящее чудо.

Когда я облокотилась на подоконник в своей комнате, солнце уже почти село. Церковные колокола звали к вечере, вдали зажглись мерцающие огоньки.

Я ничего не ждала, ни на что не надеялась. Как можно было представить себе, что он обратит на меня внимание, нескладную и застенчивую школьницу? И все же, пока звезды одна за другой загорались на темном небе, мое сердце переполнялось робкой и трепетной радостью.