Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине

Постепенно наш вагон наполнился людьми, но никто не знал, отправится ли когда-нибудь поезд. Время от времени кто-нибудь спрыгивал на землю, чтобы убедиться, что локомотив все еще под парами. Когда поезд начал двигаться, все перекрестились, и на этот раз, я полагаю, с большой набожностью, потому что воистину доверились милости Божией.

Рядом со мной сидела пара с маленьким ребенком. Женщина была очень молодая, красивая, стройная и изящная; он, напротив, некрасивый и простой; у него был сломан нос. Мне показалось, что у него пробивалась седина.

Женщина положила своего ребенка в большую картонную коробку с шалью. Она поддерживала ее рукой, чтобы та не соскользнула от тряски вагона, но сама она так устала, что ее голова постоянно падала на грудь, и каждый раз она просыпалась от толчка. Я сказала ей: «Устраивайтесь удобнее, положите голову мне на колени, а я подержу ребенка». Она поблагодарила меня с облегчением, доверила мне ребенка и тотчас заснула. Ритмичное постукивание колес пробудило во мне воспоминания о других путешествиях, и моя жизнь представилась мне вдруг вереницей перемещений: едва я укоренялась на новом месте, как мне нужно было уезжать. А теперь я даже не знала, куда иду. Возможно, так будет всегда, может быть, и в будущем меня всегда будет кидать с места на место.

Мы ехали медленно, с продолжительными остановками. Так длилось почти два дня, и мы в конце концов познакомились со всеми пассажирами вагона. В какой-то момент поезд остановился в поле. Послышались призывы, шаги людей по земле взад и вперед, стук в двери вагонов: тех, кто может, просили помочь из ограды сожженного хутора нарубить дров для локомотива. Почти все мужчины вышли и направились к локомотиву. Свежий воздух из открытой двери разбудил ребенка. У его мамы больше не было чистого белья на смену, и кто-то дал ей вместо пеленки рубашку.

Молодая женщина рассказала нам свою печальную историю: ее первый муж, офицер, был расстрелян большевиками в то время, когда она ждала ребенка.

Она поклялась вырастить своего ребенка, чего бы ей это ни стоило. Оставшейся в одиночестве, без денег, в городе, где жизнь была полностью перевернута вверх дном, ей представился единственный выход: выйти замуж за человека, который сейчас является ее мужем. Он заботился о ней до рождения ребенка, а потом обещал отвезти ее за границу к ее отцу, который занимался торговлей на экспорт и накопил крупную сумму денег. Она сказала, что за границей в один прекрасный день бросит своего второго мужа. Когда он вернулся, я заметила, что он был очень предупредителен с молодой мамой и смотрел на нее восхищенными и покорными глазами преданной собаки. Я начала постигать весь трагизм жизни, ее печали, ее предательства, ее невидимые драмы и ложь.

Во время поездки в наш вагон сели и другие пассажиры, так что пришлось прижаться друг к другу, чтобы можно было закрыть раздвижную дверь.

Всякий раз, когда поезд останавливался на станции, люди стучали в дверь и через щель над полом пытались увидеть, что происходит внутри. У нас было так тесно, что не было никакой возможности позволить им войти. Они проклинали нас, упрашивали и пытались открыть вагон силой. Мужчины из вагона блокировали дверные ролики каблуками сапог, чтобы ее [дверь] не взломали. Кто-то предположил, что, может быть, мы могли бы взять еще одного или двух человек, но ему ответили, что это было бы опрометчиво; приоткрыв дверь при нашей тесноте, мы не смогли бы ее больше закрыть, а в случае драки при отправлении поезда мы могли бы вывалиться на дорогу. Сквозь щели в двери мы видели людей, бегающих от вагона к вагону, умоляя позволить им войти. Наш поезд был, вероятно, их последним шансом. Другие устраивались на крышах вагонов. В момент отправления их заставляли спуститься, крича: «Немедленно спускайтесь, вы убьетесь, вас снесет в первом же туннеле». Ребенок плакал, его мама говорила, что он голодный, потому что у нее не хватает молока. Больной тифом мальчик бредил. Меня охватило полное безразличие, голова была пустой, мне казалось, что мы ехали так несколько недель. Небольшое количество еды, которое мы могли захватить с собой, закончилось, и мы были голодными. Люди жаловались на головную боль и головокружение: симптомы тифа.

Чтобы добраться до Мариуполя, нам надо было сделать пересадку. На железнодорожной станции, где мы вышли, было спокойнее, поездов было больше, но они были заполнены: голод в городах начинал сеять панику даже на юге, и люди отправлялись искать пропитание в деревнях, откуда они возвращались с рюкзаками, полными продуктов. Мы нашли место, втиснувшись друг против друга на открытой платформе бывшего пассажирского вагона.

Было холодно, ледяной ветер гулял по платформе. Он задувал в рукава и за ворот одежды. Ноги у нас замерзли. Много времени спустя мы задавались вопросом, как в одежде, полной тифозных вшей, и после долгих разъездов в таких условиях мы не подхватили ни тиф, ни воспаление легких. Мама сказала: «Бабушка была права, несомненно, молитва наших предков еще раз защитила нас!»