Пока живы — надо встречаться

С терпеливым упорством продолжал свое дело. Однажды вечером, шатаясь от усталости, Сусанов принес в село два фанерных листа. В Орле, куда он ездил восстанавливаться на заочное отделение педагогического института, случайно встретил знакомого, получившего назначение в другой город. Тот затащил его к себе и, заметив, что Сусанов с завистью поглядывает на фанеру, стоявшую у стены, отдал ему эти листы. Сколько радости было у Сусанова! Каждая копейка в школе на счету, а он эти большие широченные листы даром заполучил! Теперь детишки будут писать не на обгорелом куске железа, а на классных досках, почти как на настоящих. И никто в Корсуни не догадывался, что Сусанов нес эти тяжелые листы к железнодорожному вокзалу через весь Орел; что проводники, как он их ни упрашивал, ни умолял, не пустили его даже в тамбур, хотя у него и билет был; что ему пришлось с фанерой лезть на крышу вагона и лежа, вцепившись в листы, чтобы не вырвал их порывистый ветер, шесть часов ехать до Верховья. А потом пришлось тащить эти листы до села двадцать пять километров, и все пешком.

Понимал Сусанов, что война и оккупация нанесли всем душевные травмы, что надо обязательно отвлечь людей от переживаний и звать к новой, лучшей жизни. В очередное свое посещение учеников, беседуя с родителями, уговаривал их прийти послушать доклад или прийти на собрание. Почти все жители собирались вместе побеседовать, послушать учителей, посмотреть самодеятельные представления. Сусанов, всматриваясь в посветлевшие лица односельчан, спрашивал себя: а что я должен еще сделать завтра? Давно ли он испытывал головокружение от счастья, разместив два класса в этой пристройке. А через год опять ребят в школе сажать негде. Они же прибывают, в классах теснотища. Надо строить новую школу.

Он сам рассчитал, распланировал классы, вычертил проект, собрал на школьное собрание родителей, призвал всех помочь стройке. И односельчане откликнулись. Шлак возили с железной дороги, колхоз обеспечил лошадью, где-то достали известь на стройку. И вот своими силами — колхозники, учителя, а летом помогали и старшеклассники — делали шлаковую смесь и заливали ее в опалубку. Подняли стены, а в них — дверные и широкие оконные проемы по фасаду и бокам. Оставалось только покрыть потолок и настелить пол. Но леса не дают, хоть он и рядом, даже из лесоповала, оставленного немцами. И куда только ни ходил, никто не мог помочь. А к леснику совесть не пускала: корыстный мужичишко, бывало, столько крови попортит, пока сушняку на дрова для школы выпросишь. Но кому-то надо доводить дело до конца. Пошел все-таки к леснику, просил выписать леса из лесоповала, хоть на стропила. А тот и слушать не захотел — вредный мужик. Как ни убеждал — лесник ни в какую.

— Осенью ребятам не хватит места в классах.

— Это меня не касается.

— Но ведь дети же. Им учиться…

— Сказал, не могу помочь. Все!

Домой пришел Сусанов расстроенный. Что делать? Лесу не дают. А у школы одни стены стоят. Стены от дождя раскиснут, и все развалится. Рассказал о своих бесполезных хлопотах учителям. Физрук Дима Новиков, фронтовик, отчаянная голова, с кем у Сусанова давно установились простые, доверчивые отношения, сказал:

— Давай, Николай Митрич, так упрем… Лошадку бы только. Все одно бревна загнивают на лесоповале.

Сусанов молчал, колебался. Ему хотелось сказать «нет», но он и сам не помнил, как дал себя уговорить и сказал «да». И, выпрашивая у заведующего районо Еремина лошадку, знал, на что посягнул. Звон колокольчиков в ушах вновь не давал покоя по ночам, когда возили бревна из повала. Ночи светлые, лунные. Ночами возят, а днем мужики распиловкой заняты. Быстро пол настелили, двери, окна окосячили, уже стропила ставят. Оставалось только верх покрыть соломой, как подъезжает лесник на бричке.

— Где лес взял? — спрашивает с ехидцей.

— На повале. — У Сусанова пересохло в горле. — Согласовано… С сельсоветом…

— Сельсовет не хозяин! Ты залез в государственный карман!

Похолодел Сусанов. Время было суровое. А он посягнул на государственную собственность. Но в то же время будоражила мысль: «Как же так? Загнивающие бревна — государственная собственность… А школа? Она что, частный пансион, что ли? Для кого я хлопочу? Для ребятишек, чьи родители трудятся на колхозных полях».

Вскоре вызвали Сусанова в народный суд. Строг был судья во время собеседования, но уловил в его словах что-то такое, отчего смягчился и предложил подождать в коридоре.

Вызвал лесника.

— Ты с кого взыскиваешь? — послышался голос судьи. — Этот человек плюнет и уедет, а дети? Ты бы хоть зашел в школу, посмотрел, в чем сидят, обуты ли, одеты, в каких условиях учатся? А этот человек старается! И ты, вместо того чтобы помочь, взы-ыскиваешь?! Ну-у, погоди! Знаю я твои проделки, знаю, чью баранину ты ешь, вымогаешь! Я тобой займусь!

— А можно это дело закрыть? — попросил лесник испуганным голосом.

Тем и закончился несостоявшийся суд над директором сельской школы Сусановым. Но страху он натерпелся…