Покажи мне, зеркало…

Послушно кивнув, я и не представляла на какие муки себя обрекаю. Сидеть не двигаясь оказалось невероятно трудно. Сначала у меня зачесался нос, потом зуд самым невероятным образом распространился по всему телу. Чихнув пару раз, я показала Эрдему язык, когда он в шутливой форме пригрозил меня приклеить к стулу. Никакие угрозы не могли успокоить внезапно разболевшийся зуб и глаз, косящий в сторону листка бумаги, на котором с завидной скоростью появлялись какие-то черточки, постепенно превращающиеся…

— Это я? — затаив дыхание, я с удивлением взирала на нарисованное лицо как две капли воды похожее на то, что ежедневно вижу в зеркале.

— Нет, это хромой Толга, мой садовник, похож? — расхохотался женишок, щелкнув меня по носу.

— А, как же то, что говорят? — я не знала радоваться мне или плакать такому неожиданному подарку.

— А что говорят?

— Ну, то, что наша религия запрещает изображать кого-либо. Разве портрет — это не грех?

Эрдем лишь легкомысленно отмахнулся:

— Не верь суевериям, малышка. Ничего плохого не случится, вот увидишь.

Мне очень хотелось в это верить, и несмотря на то, что все внутри меня так и кричало о том, чтобы я немедленно порвала и выбросила ни в чем неповинный кусок бумаги, я благодарно приняла рисунок, пообещав повесить его на самом видном месте.

А через неделю, Эрдем вновь навестил меня в доме тети, но в этот раз он был не один. Едва переступив порог главной комнаты, я едва не упала в обморок при виде гостя, что он привел с собой. Джабир… — это снова был он.

Глядя на то, как легко и непринужденно брат ведет себя за столом засыпав комплиментами Нилюфер-хатун и ее племянника, я вспоминала то, каким он был в последний день перед моим отъездом. Это были два абсолютно разных человека. Не обращая на меня особого внимания, он веселил собравшихся веселыми историями, что произошли в Гызылдаге после нашего отъезда. Дошло до того, что к концу ужина я стала убеждать себя в том, что ошиблась в нем тогда, приняв его благие предупреждения за нечто иное.

После ужина, Нилюфер хатун отправилась на кухню, чтобы собственноручно сварить для дорогого гостя свой знаменитый кофе, к отвратительно горькому вкусу которого, я так и не смогла привыкнуть, предпочитая ему душистый и ароматный чай. А Эрдем, который отчего-то решил, что нам с братом есть о чем поговорить с глазу на глаз, не обращая внимания на мой умоляющий взгляд, поспешил выйти следом за теткой.

Повисла неловкая тишина. Каждый думал о своем, не решаясь начать разговор первым. Наконец, Джабир не выдержал. Бросив взгляд на одну из стен, он встал и подошел ближе разглядывая висевший на ней портрет:

— Красиво. Кто художник? — без особых эмоций, скорее для поддержания разговора спросил он.

— Эрдем, — не считая нужным скрывать, просто ответила я, подняв подбородок повыше.

— Похоже, — скучающе протянул Джабир, и тут же позабыв о портрете обернулся ко мне, — Фарах, нам с тобой так и не удалось поговорить… — начал было он, но я не дала договорить:

— Не надо, брат, пожалуйста. Та жизнь, осталась в прошлом, и я уже начинаю забывать о ней. Мое настоящее и будущее здесь, в Стамбуле, рядом с моим мужем, который холит и лелеет меня не хуже батюшки. Возвращайся домой, Джабир. Негоже ханскому наследнику так бездумно рисковать собственной жизнью покидая родные границы. Передай родителям и сестрам, что я счастлива здесь, и каждый раз молюсь за их здоровье и благополучие.

— Тогда, в саду… ты неправильно меня поняла…

— Да, я знаю. Ты, как заботливый брат хотел предупредить меня об опасности таящейся в подобном союзе, но погляди, я живу здесь уже столько времени, а Эрдем-бей ни разу не проявил неуважения ко мне. Поэтому, говорю тебе, уезжай и не беспокойся ни о чем.

Он сделал шаг ко мне, и я невольно вжалась в стул, на котором сидела, но в этот самый миг в комнату вошли нагруженные сладостями слуги в обществе хозяйки дома самолично держащей в руках поднос с серебряным сервизом, источающим горьковатый аромат кофе.

Попробовав экзотический напиток, Джабир не стал задерживаться и ушел, пообещав зайти утром, чтобы попрощаться перед обратной дорогой.

Слово свое он сдержал, проведя на следующий день в доме госпожи Нилюфер не более пяти минут. Обняв меня на прощание, он дал мне торжественное обещание заботиться о родителях и больше не покидать пределы Гызылдага.

После его ухода, я испытала невероятное облегчение, словно огромная гора свалилась с моих плеч. Испытывая радостный подъем, я закружилась по комнате, когда внезапно осознала, что что-то не так. Остановившись возле стены напротив, я в ужасе замерла: портрет исчез.

ГЛАВА 12

Само собой разумеется, что пропажа не осталась незамеченной Эрдемом. Не увидев на прежнем месте рисунка, он удивленно приподнял брови:

— Фарах, что случилось? Почему, ты убрала мой подарок?