– Переодевать будем? – спросил папа.
Мама представила, как будет искать в рюкзаке вещи.
– Это не грязь. Это земля. Она высохнет и осыплется, – сказала она, колеблясь.
Саша, вполне с ней согласный, убежал вперёд догонять Марьянушку. Охая и подпрыгивая, старушка летела вперёд по неширокой дороге с часто встречающимися на ней плоскими дроблёными камнями. Грузный кузнец едва за ней поспевал. Дорога, по которой они шагали, уходила в бесконечность через леса и холмы. Поднималась в горы, опускалась в долины, проходила насквозь колючие чащи. Изредка вдоль дороги попадались жёлтые знаки, запрещающие копать. Эта дорога и была знаменитой газовой трубой, шедшей через весь Крым от Черноморского к Севастополю и Ялте. Зарытая в земле, труба лишь изредка выныривала на поверхность возле населённых пунктов, где стояли маленькие распределительные станции.
– Напоминает «Волшебника Изумрудного города», – сказала Алёна. – Там тоже была дорога, шедшая через горы.
Лучи солнца косо били через деревья. Поднявшись из кустов, через просеку пролетел фазан. Летел он низко, тяжело. Казалось, можно схватить его руками. Петя погнался за фазаном, но вернулся ни с чем. Фазан сел на дерево, огляделся и с дерева как в воду нырнул в колючие заросли. Ещё через километр они спугнули зайца. Тот лениво прыгнул в одну сторону, в другую и не спеша скрылся. И тоже всем показалось, что поймать его просто, но почему-то никто не поймал.
Николай Гаврилов шагал и думал, что всё-таки человек много потерял, когда начал путешествовать по воздуху. Он утратил радость пути, радость усталости, радость преодоления пространства. Ещё каких-то двести лет назад путешествие из Петербурга в Москву или из Москвы на Кавказ было целым событием. О нём вспоминали всю жизнь. Сейчас же люди сели в самолёт, пролетели тысячи две километров, свалились в какой-то другой город – и совершенно не ощутили ни вкуса этого города, ни дороги.
Лепот то забегал на траву, то перескакивал на грунтовую дорогу. Его блестящие туфли мало подходили для похода. На дороге они сбивались о частые камни. В траве же было много семян и колючек, вцеплявшихся в носки и коловших ноги. Бедный прозаик страдал. Он прыгал то на правой, то на левой ноге, потом снял носки и повесил их на ветку, но без носков стало ещё хуже. Колючки теперь проваливались прямо в туфлю.
Гаврилов обернулся. Носки Лепота, надёжно наколотые на сучок, точно размахивали им вслед маленькими ручками.
– Носки писателя Романа Лепота на ветке старого бука. Сюда будут водить экскурсии. Надо и мне что-нибудь своё повесить на ветку. Тогда, говоря о тебе, экскурсовод упомянет и обо мне, – сказал он.
Лепот кивнул, не уловив юмора. К посмертной славе он относился серьёзно. Он разулся и пошёл босиком, держа туфли в руках. Алёна прыгала рядом и рассказывала Лепоту про мальчика, который каждый день обливает её из пульверизатора для опрыскивания цветов.
– Это потому что он меня любит? – уточняла она.
– Безусловно! – соглашался Лепот.
Алёна удовлетворённо кивала, но тотчас начинала мучиться ревностью:
– А если он и других девочек обливает?
– Это очень любвеобильный мальчик. Для настоящих мужчин это нормально, – объяснил Лепот.
– Да-а? А все у нас почему-то говорят, что он идиот, – вздохнула Алёна.
– Кто говорит? – заинтересовалась Катя.
– Ну все, кого он не обливает. Лена, например.
Катя попыталась вспомнить:
– Лена? Это которая на юзерпике с дельфином целуется?
– Ну и что? Дельфин из дельфинария. Вика вот с лошадью целовалась! – возмутилась Алёна.
– А лошадь ни в кого не превратилась? – влез Костя. Из книг он почерпнул, что если целуешься с каким-нибудь животным, оно потом оказывается заколдованным принцем.
– Нет.
– И сама Вика в лошадь не превратилась?
Лепот оживился и достал блокнотик. Он всегда оживлялся, когда речь заходила о поцелуях.
Путь до Верхоречья занял больше полутора часов. Они то поднимались в гору, то спускались. Костя, Рита и Саша раза три заявляли, что смертельно устали, и падали на дорогу, но тотчас вскакивали, заметив, например, крупные шишки, которыми можно было швыряться. Бросались шишками, наматывая на месте круги, а потом опять падали без сил.
Папа, зная, что за этим последует, стремился уйти вперёд.
– Зачем ты бежишь? – спрашивал у него Лепот.
– Чтобы ныть и жаловаться, им нужно меня догнать. А значит, хотя бы это расстояние их не придётся тащить, – резонно ответил Гаврилов.
Кузнец и Марьянушка хорошо знали дорогу. Платочек Марьянушки белел уже далеко впереди. Папа прикинул, что с такой оравой детей до Верхоречья их уже не догнать. Главное – держать кузнеца и Марьянушку в поле видимости, чтобы не пропустить поворот.
Ритой заинтересовался большой чёрный орёл. Дважды он снижался, чтобы получше её рассмотреть, но что-то в Рите его смущало, и он опять набирал высоту.
– А чего он от Риты хочет? – спросил Костя.
– Дружить! – ответила мама.