Похищение Пуха

Жизнь человека идёт по степени увеличения мужества. В юности ты радуешься в основном только своими радостями. Чужие радости в этот момент занимают тебя мало. Зрелость, работа и дети – это уже посложнее. В эти годы ты радуешься как своими радостями, которых ещё хватает, так и радостями детей. Получается примерный баланс.

Старость же – это сублимация мужества. В старости ты радуешься уже только радостями детей и внуков. Или радостями всего мира, если у тебя большое сердце.

Йозеф Эметс, венгерский философ

Марьянушку и кузнеца они догнали уже в Верхоречье и к дому Даши подбегали вместе. Причём запыхавшуюся Марьянушку могучий кузнец нёс на руках.

– Ох! Ох! Ох! Смерть моя пришла! Уронишь! Направо поворачивай! Куда по дороге?! Тут тропинка есть! – деловым голосом стонала Марьянушка, одёргивая юбку.

Дом сестры Даши стоял на открытом месте. Походил он на коротенького мощного человека на крепких ногах. Очень большой, одноэтажный, с толстыми стенами и двумя верандами.

– Странный какой-то! – издали ещё пропыхтел Гаврилов.

– Немецкие колонисты строили. Посёлок изначально татарский, но и немцы здесь селились. В девятьсот двадцать четвертом году они отсюда уехали, а он всё стоит, всё держится… – на миг прекратив стенания, пояснила Марьянушка и тотчас велела кузнецу поставить её на ноги, чтобы она могла открыть калитку.

– Да позвонить же можно! – сказал Гаврилов, показывая на звонок, скрытый от дождя под куском линолеума.

– Звонка нет, это кнопка для порядка висит. Покричать можно, да Даша не услышит! – объяснила Марьянушка и, пошарив в траве под столбиком ворот, отыскала какой-то одной ей ведомый кирпич. Под кирпичом оказался пузырёк с широким горлышком, а в пузырьке…

– Смерть Кощеева? – предположил Костя.

– Ключ! – обиделась Марьянушка. – Вот он, родненький!

Пока Марьянушка открывала калитку, Петя и папа осматривали дорогу. На дороге отчётливо наблюдались следы шин и толстые пласты свалившейся с них грязи. Машина здесь останавливалась, а потом разворачивалась. Это было видно по более глубокому следу и по петле, которая бывает, когда машина сдаёт чуть назад, а потом резко трогается вперёд. Там же, где машина стояла, отпечатались и следы туристических ботинок с чётким протектором.

– Женские! – сказал Петя.

– Почему женские?

– Размер небольшой. Вот моя нога, а вот след, – пояснил Петя, ставя рядом с ботинком свою ногу-корабль.

Марьянушка открыла калитку. Им навстречу с громким лаем кинулась маленькая дворняжка. Лай был настолько больше самой дворняжки, что, понимая это несоответствие, дворняжка предпочитала прятаться в кустах смородины и подкарауливала кого-нибудь мелкого, чтобы, подкравшись, куснуть его за пятку.

– Додик, Додик, это мы! – сказала дворняжке Марьянушка, но Додик её явно не узнавал и продолжал заливаться.

Катя подошла к отскакивающей от неё дворняжке, присела на корточки и участливо вопросила:

– Ну и чего ты лаешь? Вот скажи, пожалуйста: у твоего лая есть какая-то высшая задача?

Дворняжка перестала лаять и, чихнув, стала смущённо тереть нос о лапы. Она, как видно, никогда не задумывалась, какая высшая задача у её лая, и слова Кати привели её в замешательство.

Дойдя до дома, Марьянушка постучала. Ей никто не открыл. Тогда постучал кузнец. И ему тоже никто не открыл. Лепот предложил постучать булавой, но это предложение отклонили.

– Нету чего-то Даши, и калитка была закрыта! Сейчас что у нас? Суббота? А времени сколько? Шесть? Так она в храме на вечерней службе, помогает свечи продавать! – решила Марьянушка.

Всё же папа и Петя тревожились из-за следов шин и решили обойти дом. Все выходящие на улицу окна были закрыты, однако боковое окно поддалось неожиданно легко. Петя обнаружил, что шпингалет вырван, видимо, сильным толчком в нижнюю часть рамы. В комнате на полу были следы грязных ног. Всё те же знакомые ботинки, что и у калитки.

– Залезай! Откроешь нам дверь изнутри! Только разуйся, а то тоже наследишь! – решил папа.

Петя, сбросив обувь, ловко забрался в дом через окно, а ещё спустя минуту замок щёлкнул. Папа, Лепот, Марьянушка и все остальные вбежали в дом.

– Малыши, держите старших за руки, чтобы они ничего не трогали! – распоряжалась мама.

Она знала, что если сказать наоборот, то есть «Старшие, держите малышей за руки!», то малыши, обидевшись, будут пинаться, кусаться и всячески стараться освободиться. А так вроде как получается, что не старшие держат младших, а младшие старших. И это уже не так обидно.