Похищение Пуха

Так они и двигались цепочкой из комнаты в комнату. Лепот воинственно нёс на плече булаву. Гаврилов уже жалел, что доверил её ему. Лицо у писателя было такое, словно он очень хотел кого-то шарахнуть.

Комнаты всё никак не кончались. Первая, вторая, третья, четвёртая. Даже Марьянушка не помнила, сколько их всего. Кажется, шесть или семь. Многие комнатки имели порожек, и повсюду в расположении комнат и внутренней планировке дома ощущалась немецкая педантичность. Некоторые комнаты явно предназначались для чего-то определённого. Например, вот окно, а тут должен быть стол со швейной машинкой. И всё. Вся комната создавалась конкретно под этот важный предмет.

А это спальня девушки. В ней должны находиться кровать, столик с рукоделием и опять же сундук, куда запираются отрезы материи и разные подарки, которые она потом заберёт с собой из дома. Потому что какая же девушка без сундука? Кто её замуж возьмёт? Спросят: «Есть у тебя сундук?» – «Нету!» Вот и ходят по дому внимательные девушки, ищут, чего бы такого спрятать в свой сундук. Где полотенце, где мыла кусок. Где тут были ножнички? А вот нету, сгинули! А из сундука доставать уже нельзя: приданое!

Почти во всех комнатах были следы ног. Вещи перерыты. Дверца шкафа распахнута, и кофточки, юбки, постельное бельё – всё аккуратными стопками лежит рядом на стульях. Как видно, тот, кто тут ходил, испытывал смущение перед образцовым старушечьим порядком и потому не расшвыривал всё по полу, а более-менее бережно доставал, насколько позволяло время. Ни документы, ни отдельные ценные вещицы его явно не интересовали. Например, на золотые серёжки, лежащие на столике, он и не подумал позариться.

– Культурный преступник! Эх, дать бы ему по лбу! – пробормотал Лепот, сердито качнув в воздухе булавой.

– Кто-нибудь видит Пуха? Марьянушка, где он был? – спросил кузнец.

– Кажется, тут! Хотя Даша вечно всё перекладывает, – нырнув в соседнюю комнату, Марьянушка ахнула.

Все кинулись к ней. Она стояла у стеклянного шкафа, в каких пожилые люди хранят дорогие им вещи. Стёкла шкафа были задвинуты, но между двумя сервизами угадывалось пустое пространство.

– Вот! Винни стоял тут! – сказала Марьянушка, показывая пальцем на эту пустоту.

– Его украли?

– Не знаю… не с собой же Даша его взяла? Вот незадача! Даша-то всегда дома сидит, а тут прямо время подгадали! – пробормотала Марьянушка.

Вскоре они уже спешили к храму. На высоком крыльце толпились несколько мам, выпасающих детей.

Лепот и кузнец переминались с ноги на ногу. Они не знали, куда им деть булаву и меч. Идти же с ними в храм не решались. Наконец додумались поставить их сбоку от крыльца рядом с детскими колясками. Туда же свалили и многочисленные рюкзаки.

Гавриловы вошли в храм и неуверенно застыли у входа. Саша, по дороге пробежавший пять-шесть луж, хлюпал надетыми на ноги пакетами. Костя завис на улице, засовывая соломинку в норку, из которой вылезал и сразу прятался страшный рыжий паук. Рита немедленно устремилась к столику для записок, чтобы рисовать, и мама заспешила за ней, чтобы Рита не пачкала все листы подряд. Обычно Рита широким росчерком изображала на листе одну-единственную каляку-маляку, после чего сразу хватала новый лист.

Чтобы минимизировать потери бумаги, мама посадила рядом Алену, Вику и Сашу. Те поначалу упорно притворялись взрослыми, но быстро увлеклись. Вскоре весь стол уже рисовал. Алёна изображала принцесс в кружевных платьях, стоящих несколько статично и врастопырку. Саша – какие-то сложные механизмы с мелкими шестерёнками. Вика – исключительно лошадей, анатомически идеальных и настолько красивых, что другие дети часто просили её не выбрасывать рисунки, а подарить им.

Дарья, сестра Марьянушки, была в свечной лавке – маленькой комнатке через коридор. Из-за узости заполненной людьми комнатки к ней было не протолкнуться, и Гавриловы стали ждать конца службы.

Служба вскоре завершилась, но народ не расходился. В дальней части храма спевался хор. Ближе к двери репетировали детский воскресный спектакль, который завершился тем, что ангел Света, разгорячившись, отсёк деревянным мечом чёрту рог, а чёрт закричал: «Ты что, глупый?! А если бы я не присел?!»

Священник отец Михаил был уже пожилой, а вот дьякон – молодой и радостный, со смешной бородкой, росшей отдельными клочками. Он подбегал к каждому мужчине поздоровее и, отлавливая его за рукав, сообщал:

– Только не говори «нет»! В среду можешь прийти на уборку территории? Надо мусор строительный вывезти!

– Отец Сергий! Я бы с удовольствием, но не получится! – опуская глаза, отвечал ему отлавливаемый.

– Так. Ясно. В среду с удовольствием, но не получится! А в четверг без удовольствия получится? – отрубал дьякон.

– Понимаешь, в четверг у жены день рождения. И мне тяжёлое нельзя поднимать, и…

– И про четверг ясно! «Имей мя отреченна!»

Дьякон Сергий хмыкал, поворачивался широкой спиной и следовал дальше. Когда он хмыкал, в груди у него что-то гудело, и чувствовалось, что дьякон если не стаканы лопать, то свечи голосом тушить точно может.