Хотя Гаврилов и старался не потерять из виду Марьянушку и кузнеца, ему это не удалось. После второй горы они куда-то исчезли. Трасса газовой трубы спускалась на поле, за которым угадывалась река. На дорогу выходили частые тропинки. Видимо, Марьянушка и кузнец свернули на одну из них.
Пришлось Гаврилову искать Верхоречье на карте. Ага, вот эти едва видные дома справа, наверное, оно и есть. Туда же ведёт и большинство тропинок. Косте и Рите тоже захотелось посмотреть на карту. Они отобрали её у папы и важно уставились на неё. Костя и Рита читали карту каждый по-своему. Рита тыкала пальцем сразу в десять разных мест и кричала:
– Мы тут! Тут! Тут!
А Костя смотрел на карту очень долго и подробно. Вглядывался, водил по ней пальцем, шевелил губами и минут через пять сообщил грустно:
– А я не знаю, где мы!
Гавриловы и Лепот пошли по самой натоптанной тропинке – и угадали. Скоро впереди опять замаячил белый платок Марьянушки. И опять она была впереди кузнеца.
– С бабушкой не соскучишься! Интересно, сестра у неё какая, – сказал Петя.
Они спускались наискось по склону горы, постепенно приближаясь к Верхоречью. Внизу, вдоль реки, шла ещё одна дорога – влажная и раскисшая. По этой дороге с фонтанами брызг двигалась очень грязная машина. Видна она была пока ещё издали. Шла тяжело, на колёсах налипли толстые подушки раскисшей земли. Чувствовалось, что если машина остановится, то мгновенно застрянет и больше не стронется с места.
Папа Гаврилов подивился искусству водителя.
– Никогда не видела таких машин! – сказала мама. Не понимаю, как водитель видит дорогу.
– Я читал: у одного француза машина выглядела как куча грязи. Все говорили «Фу!». Через много лет выяснилось, что грязь была нарисована по эскизам лучших художников и застрахована на три миллиона, – заявил Петя.
Автомобиль постепенно приближался. Видно было, как он рыскает из стороны в сторону, чтобы не завязнуть. От Гавриловых, закрытых деревьями, до него было метров триста, и вряд ли водитель сейчас их видел.
– «Жигули», да ещё с задним приводом! У меня когда-то была такая! – восхитился папа. – Они же на ровном месте садятся! И это там, куда Антон на «УАЗе» не поехал!
Эта фраза была обращена к Лепоту. Писатель не ответил. Гаврилов удивлённо посмотрел на него и обнаружил, что Лепот, застыв как суслик, стоит и смотрит на машину. Глаза у него вытаращены, а рот приоткрыт. А потом Гаврилов вдруг понял, что несущийся автомобиль, которым он любовался, – это та самая не раз уже виденная ими «копейка». И что цвет этой «копейки», который почти нельзя различить из-за грязи, алый.
«Копейка» добралась до Верхоречья и исчезла из виду. Лицо Лепота перекосилось.
– Опоздали! – простонал он и мешком осел на землю.
Николай присел рядом на корточки. Выждал, пока писатель успокоится.
– Ты так и не рассказал, какой разговор подслушал в книжном магазине. Там говорили про эти игрушки, про которых Милн книгу написал?
– Д-да, – с трудом выговорил Лепот.
– А кто этот человек в «копейке»? Он тебя преследует? Наверное, увидев тебя в Крыму, он состыковал все факты, вспомнил про книжный и понял, что ты представляешь угрозу для его планов.
– Да, так и есть! – покорно признал Лепот.
– Значит, там в «копейке» либо женщина с татуировкой в форме пумы на правой голени, либо тот второй, с которым она говорила. Но кто этот второй? Американец в дождевике? Но ведь говорили они по-русски?
Лепот дико посмотрел на Гаврилова и, опомнившись, вскочил.
– Бежим! Может, ещё успеем! – крикнул он.
Николай, перекинув через плечо Риту, помчался к Верхоречью. Рита подпрыгивала у него на плече, как мешок. Булаву свою папа отдал Лепоту, потому что бежать и с Ритой, и с булавой, и с прыгавшим на спине рюкзаком было невозможно.
За ним неслись мама, Лепот и растянувшиеся цепочкой дети. Они подбегали к Верхоречью, когда грязная машина возникла снова, но не на раскисшей дороге от запруды до деревни, а на другой, ведущей от Верхоречья дальше, к деревням Кудрино и Машино. Неслась она по обочине, и был виден высокий перемещающийся столб пыли.
Глава седьмая
Малыш Ру