Похититель перьев или Самая странная музейная кража

Я посмотрел на диктофон. Длина записи приближалась к восьми часам. Мари-Жози выглядела так, будто собиралась проспать всю ночь. Пора было заканчивать. Эдвин выглядел таким же бодрым, как и вначале, а из меня будто выкачали все силы.

* * *

Пока он собирался, мы болтали о его жизни в Германии. Я в шутку спросил, не дразнят ли его друзья «перьевым вором», но при слове «вор» его лицо омрачилось.

– Я стараюсь не употреблять некоторых слов, – сказал он, – вор, – одно из них. Это прозвучит странно, но я не чувствую себя вором. Знаете, для меня вор, – это тот, кто там внизу у Рейна, ждет, когда ты отвернешься, чтобы обшарить твои карманы. А на следующий день приходит за следующей жертвой. Или кто-то, для кого кражи со взломом превратились в работу. Или кто ходит по школам и ворует вещи.

Я решил не напоминать ему о телевизоре, украденном из института.

– Лично я не считаю себя вором. Я не вор. В этом смысле. Люди могут оставить мне свой кошелек, и я его не заберу. Если я найду чей-то кошелек, и в нем будет удостоверение личности, я отдам его кому-нибудь, кто присмотрит за ним и вернет владельцу.

По пути к выходу он сказал мне, что я могу отправить ему дополнительные вопросы по электронной почте в любое время, но мы оба понимали, что это наш первый и последний разговор.

После его ухода я расплатился с Клаусом и провалился в похожий на кому сон.

* * *

На следующий день шел легкий дождь. Рано поднявшись, я побрел на завтрак в столовую отеля. На другой стороне улицы владелец кебабной «Den&Gor» готовил свою забегаловку ко встрече утренней толпы, которая так и не появилась. Он нанизал мясо на вертел, и я смотрел, как этот вертел вращается и мясо меняет свой цвет с бледного на ржаво-красный. Вывеска в исчерканном дождем окне гласила «Лучше, чем ты думаешь!».

В недоумении я продолжал просматривать выдержки из интервью. Мне думалось, – действительно ли Эдвин обманул доктора Барон-Коэна? Может, он обманул и меня? О некоторых вещах Эдвин сказал правду, о некоторых солгал. У меня не возникло впечатления, что его гложет раскаяние. Даже после присутствия на заседаниях, где хранители коллекции музея рассказывали о катастрофическом ущербе, нанесенном научным исследованиям, он относился к работе Тринга скептически, в какой-то момент даже со смешком назвав его «старой пыльной свалкой». Эдвин разделял понятия кражи у другого человека и ограбления какого-нибудь учреждения, вроде музея.

Он говорил как человек, который знает, что ему удалось ускользнуть, и ему в этом помогли.

* * *

Мой телефон зажужжал: по электронной почте пришло сообщение.

Привет, Кирк. Мне написал Эдвин. Интересный случай, и интересная история обо мне. Если хотите поговорить, то этим летом я свободен.

Всего наилучшего, Лонг.

23 Три дня в Норвегии

– Я все еще думаю над одним из ответов Эдвина, – сказала мне Мари-Жози, когда мы вернулись домой в Лос-Анджелес.

– Всего над одним?

– Когда ты спросил, какого цвета был его чемодан, и он не смог вспомнить.

– Я пролистал расшифровку нашего разговора: «Не знаю. Чемоданы обычно черные».

Это и правда выглядело подозрительно.

– Разве полиция не говорила, что все эти птицы могли бы занять шесть больших мусорных мешков? – спросила Мари-Жози.

– Как вообще можно не запомнить цвет своего чемодана? – Воскликнул я, все еще не понимая, о чем говорит жена.

– Ты думаешь, двести девяносто девять птиц поместились бы во всего один чемодан? – продолжала она.

Наконец я увидел, куда она клонит, – чтобы нести несколько чемоданов, требовалось несколько человек, – и вытащил дорожный чемодан средних размеров. Я видел окно в Тринге, так что мне было понятно, что вряд ли через него удалось бы протащить что-то более крупное. Следующий час мы двое потратили на сооружение муляжей птиц. Свернутая пара носков превратилась в синюю котингу. Мари-Жози свернула несколько футболок и кухонных полотенец в подобие красногрудого плодоеда, а из леггинсов сделала хвост гватемальскому квезалу.

Мы принялись паковаться. Мари-Жози, сверяясь с таблицей из Тринга, подсчитывала количество тушек каждого вида. Чемодан был уже наполовину полон, когда в нем оказалось восемьдесят «птиц». Конечно, наш эксперимент было сложно назвать научным, – огненные шалашники, которых я сделал из тряпок, казались великоваты, – но уже стало понятно, что будет сложно запихнуть все в один чемодан. Я слышал о том, что у Эдвина еще был рюкзак, но забыл спросить его об этом во время нашего разговора, а больше он на мои сообщения не отвечал.

Я посмотрел на Мари-Жози.

– Думаешь, той ночью с ним был Лонг? – спросила она.

* * *