Мало-помалу, за последующие часы нашего разговора его память смогла выдать некоторые подтверждения. Он вспомнил, что получал деньги через PayPal, а затем пересылал их Эдвину. Я спросил, платил ли ему Эдвин за эти услуги, и он признался, что в качестве оплаты получил несколько перьев. Точно так же, как сообщество вязальщиков мушек ввязывалось в войны за тушки редких птиц на аукционах, он тоже попал под их очарование. Лонгу так сильно хотелось обладать перьями ошейниковой котинги и красногрудого плодоеда, что он даже не думал о том, откуда у студента музыкального колледжа могло появиться столько редких птиц.
Я зачитал фрагмент своего разговора с Эдвином, где тот винил Лонга в своем аресте, говоря, что он слишком много болтал о полученных птицах. Тогда я еще не знал, что Риста выдал не Лонг, а голландец Энди Бёкхольт, который показал «ирландцу» птицу сомнительного происхождения. Я взглянул на Лонга и понял, что его это явно задело.
– И что я теперь должен думать? Тогда я ни о чем не знал. Он никогда не говорил, что это все из-за меня… – Лонг затих. – Я не чувствую себя виноватым, – сказал он, будто пытаясь сам себя в этом убедить. – Мне его жаль. Я не одобряю его действия, но поддерживаю, как друга!
Он встал и начал ходить кругами, раздираемый болью и гневом.
Пока он находился в таком уязвимом состоянии, я попытался вернуться к теме пропавших тушек еще раз.
– Многие наверняка думают, что эти тушки у меня, – тихо произнес он.
– Почему?
– Мы с Эдвином были близкими друзьями, это довольно естественно предположить.
– А они у вас?
– Нет.
– Вы можете это доказать?
– Нет, я не могу этого доказать.
– Но как это вообще возможно? – отчаянно воскликнул я. – Как этого можно не знать? Ни вы, ни Эдвин!
– Я не знаю, потому что через меня он продавал лишь небольшую часть… Все остальное продавалось не через меня.
Мы сидели в повисшей тишине. Солнце уже давно зашло. Купленные Лонгом продукты, – макароны, бутылка вина, овощи и ингредиенты для норвежского бурого соуса, – так и стояли в пакетах. Скоро отходил последний поезд в Осло.
Через десять часов после моего приезда мы побрели обратно к станции. У меня болела голова, я охрип, а желудок сводило от голода. Когда поезд с шумом ворвался на станцию, Лонг повернулся ко мне и сказал, с очень серьезным выражением лица.
– Поймите, я и сам не знаю, какую роль я во всем этом сыграл.
Двери закрылись до того, как я успел что-то ответить. Я понятия не имел, увижу ли я его еще раз.
По дороге обратно в гостиницу, я раздумывал над его словами. Если он и признался в вине, то никакого катарсиса ни для меня, ни для него не случилось. Если это была декларация невиновности, то она была не очень убедительной.
В отеле я быстро разделался с несчастным содержимым мини-бара: банкой острых орешков, шоколадными батончиками и картофельными чипсами с уксусом, заел боль в желудке снотворным и отрубился.
Рано утром меня вырвал из сна телефонный звонок портье, который сообщил, что в вестибюле меня ожидает некто по имени Лонг. С трудом продрав глаза, я спустился вниз и увидел, что он сидит на диване с обеспокоенным видом.
Пока мы расхаживали в поисках кофеина, я осознал, насколько Лонга потряс наш разговор. Он сказал, что думает завязать с вязанием мушек, но его беспокоит, что друзья, которые появились у него благодаря этому хобби, теперь к нему плохо относятся. Он засыпал меня вопросами, как нужно вести нравственный образ жизни, и можно ли быть жителем современного мира и одновременно экологически сознательным человеком. Разве я не перечеркнул усилия по переработке мусора на протяжении целой человеческой жизни, просто слетав в Осло, спросил он меня? Разве животное, из чьей кожи сделан мой пояс, не страдало? А что насчет потребления мяса?
– Лонг, я не уверен, что это вопрос про права животных. Мы сейчас говорили о краже мертвых птиц.
Он мрачно кивнул.
Пока мы бродили по Осло, я почувствовал, что теперь, когда наш разговор остался позади, он подумал, что мы можем просто погулять вместе, и может быть, даже подружиться.
Учитывая нашу беседу о животных и шкурах, я не удержался от того, чтобы зайти в магазин с до неприличия роскошной выставкой мехов на витрине. Внутри, в угрожающей позе на задних лапах, замерло чучело белого медведя. На столике рядом растянулся детеныш тюленя.
Менеджер, элегантная женщина с иссиня-черными волосами, взглянула на нас с сомнением: мы не были похожи на людей, которые могут позволить себе местный ассортимент.