Похождения Рокамболя.Книга 2. Девица Баккара и сестра Луиза

- Конечно, сударыня, - обратился он к Баккара, - вы выйдете, но не сегодня… завтра… когда вы совсем поправитесь… Сегодня вам немножко дурно…

- А, - прошептала, дрожа и бледнея, Баккара, - он думает, что я сумасшедшая!

- О, дитя мое, это такие пустяки… неделя, не больше, и вы будете здоровы… Но надо быть терпеливее, не расстраивайте себя.

Баккара была уничтожена. Ей вспомнилась русская дама и она уже спрашивала себя, не в самом ли деле она сама с ума сходит.

- Но, - спросила она вдруг с живостью, - значит вы не были на улице Монсей?

- Я оттуда.

- Видели вы мою мать, моих слуг?

- Я видел госпожу Баккара, - отвечал доктор.

На этот раз Молодая женщина поняла все. Сэр Вильямс подменил ее, и теперь ей уже не на кого было рассчитывать для получения свободы.

В первую минуту Баккара, дрожащая, истомленная, с мрачным и неподвижным взглядом, вся предалась своему отчаянию, и подумала даже, что лучше тотчас умереть, чем оставаться в этом страшном положении. Но скоро ею овладела ее нравственная энергия и. в ней заговорила та тайная мысль, которая, всегда является в голове узника и есть ничто, иное, как стремление к свободе.

Она села, сжав себе голову руками, безучастная к окружавшему ее шуму и к словам, которыми обменялись доктор и Фанни. Тем не менее она расслышала следующее:

- Я спрашивал у директора больницы, - говорил доктор, - можете ли вы остаться на ночь при своей госпоже, но он мне отказал; я сегодня слишком увлекся, говоря с вашим господином, баронетом сэром Вильямсом. У нас есть правило, по которому после десяти часов никто из посторонних не может оставаться в лечебнице. Но вы можете приходить каждое утро в семь часов и уходить не ранее десяти часов вечера.

- Но, сударь, - возразила Фанни, - по крайней мере, кто же будет ночевать в спальне моей барыни?

- Вот тут, в гостиной, ляжет сиделка.

- Бедная моя барыня! - всхлипывая, проговорила Фанни.

Баккара, все еще неподвижная и, по-видимому, погруженная в глубокое раздумье, очень хорошо расслышала этот разговор и запомнила все его подробности. Но она не выдала своего внимания ни одним движением, она даже глаз не подняла и не произнесла ни одного слова.

И тотчас же в ее возбужденном уме родилась страстная надежда, и эта надежда основывалась на ежедневном выходе Фанни. Баккара уже мечтала о свободе с той сосредоточенною настойчивостью, которой все: удается; и рука ее ласкала рукоятку маленького кинжала, который она утром, выходя из дома, тихонько сунула в карман.

Доктор вышел. Фанни осталась одна с Баккара.

- Ты, любезная, играешь со мной в плохую игру, - сказала Баккара.

- Я знаю, - смело отвечала субретка, - но это для вашей же пользы.

- Что такое? - с удивлением спросила Баккара.

- Разумеется. Вы наделали бы глупостей с этим маленьким Фернаном, а здесь вы будете рассудительнее.

Баккара с презрением посмотрела на нее.

- Ты мне поплатишься за это, - проговорила она тихо, так тихо, что Фанни скорее угадала, чем расслышала ее слова.

- У вас дурной характер, сударыня. Через некоторое время вы оцените мою преданность.

В это время пришли спросить Баккара, желает ли она обедать одна, у себя, или вместе с той особой, которая выдает себя за русскую даму.

- Мне все равно, - отвечала она.

И Баккара пошла вслед за сиделкой в столовую, где уже сидело трое или четверо безумных, которых она встретила в саду-

- А, моя милая, - сказала русская дама, указывая ей место подле себя. - Вы очень любезны, что пришли сюда обедать. Я еще вам не досказала своей истории.

- Да, да, - машинально отвечала Баккара, вся погруженная в мысль о бегстве.

- Итак, я вам говорила, - продолжала русская дама, - что муж мой, полковник К…, войдя внезапно в мою комнату, застал графа Степана у моих ног.

- Да, я помню.

- Граф, эта благородная душа, быстро поднялся и сказал полковнику: «Смилуйтесь, сударь, смилуйтесь!.. Я бедный лакей, увлеченный дерзкою мыслью, осмелился оскорбить мою госпожу… Убейте меня, как собаку, но смилуйтесь над ней, потому что она оттолкнула меня с негодованием и презрением!..» Тогда полковник, который уже приставил было дуло пистолета к моему лбу, опустил оружие и сказал мне: «Правду ли говорит этот человек? Правда ли, что он только лакеи, а не любовник ваш?» Я едва могла прошептать: «Да». «Если так, - сказал он, - то этот человек раб, и так как мы всегда вправе убить взбесившуюся собаку, а этот человек оскорбил вас, то… убейте его». И полковник сунул мне в руки пистолет, прибавив: «Цельтесь в Сердце и стреляйте!»

На этом месте драматический рассказ русской дамы был прерван одним из обитателей лечебницы, сидевшим возле Баккара с другой стороны.

- Послушайте, сударыня, - вскричал он, обращаясь к русской даме, - когда вы перестанете выдавать эту историю за свою? Вы знаете очень хорошо, что вычитали ее в Моем романе, изданном пять лет тому назад под заглавием: Лодоиска, русская повесть.

Баккара с изумлением посмотрела на романиста. Это был высокий, белокурый молодой человек, очень худой, бледный, с длинными волосами. Он наклонился к уху Баккара и сказал ей: