Похождения Рокамболя.Книга 2. Девица Баккара и сестра Луиза

Старуха не пошевелилась и, казалось, была в самом деле в обмороке.

Рокамболь пошел, показывая дорогу графу, а за ним шел Гиньон, который все-таки не хотел отпустить его.

- Обе женщины, - говорил Рокамболь, - госпожа Жанна и госпожа Вишня в маленьком домике… вы увидите.

Он взошел на мостик около мельницы и сказал Гиньону:

- Идите направо, приятель, если вы упадете в воду, так это будет плохая штука.

- Ступай сам направо! - сказал Гиньон.

- Вы умеете плавать? - спросил Рокамболь.

- Нет, - отвечал работник.

- Плохо, однако, - проворчал мальчуган.

Так они дошли почти до конца мостика и уже миновали колеса мельницы, как вдруг Рокамболь, сделав быстрое движение, оттолкнул Гиньона, дал ему подножку и сбросил в воду.

- Посмотрим, по шерсти ли приходится тебе кличка Гиньон! - проговорил он.

И в то время, как работник со страшным криком падал в воду, Рокамболь, который плавал как рыба, вскричал:

- Прощайте, господин граф! Вы не узнаете, где Жанна.

Он бросился в Сену, нырнул несколько раз и исчез в темноте, покрывавшей реку, прежде чем де Кергац, пораженный этой смелостью, успел сделать какое-нибудь движение.

Дитя, насмеялось над мужчиной, и Рокамболь, оставаясь верным сэру Вильямсу, ускользнул от Армана, который, благодаря ночи, должен был отказаться даже от мысли поймать его.

- Нечего терять голову при виде ножей и пистолетов, - рассуждал негодяй. - Незачем передавать тайны капитана какому-нибудь филантропу. Я не люблю этих людей.

***

Де Кергац и Леон Роллан торопливо воротились в кабак, рассчитывая вырвать у старухи тайну, которую так хорошо сохранил Рокамболь.

Но вдова Фипар уже исчезла. Кабак был пуст, и Арман нашел в нем только труп Коляра, еще теплый.

XVI. ЗАГОВОР ОХОТНИКОВ.

В то время, как Арман де Кергац спасал Леона Роллана от верной смерти, сэр Вильямс осаждал в Бретани сердце Эрмины де Бопрео. Нам пора уже возвратиться к происшествиям, последовавшим за его отъездом из замка Женэ.

Мы видели, что баронет быстро вышел из гостиной старой баронессы де Кермадэк, притворяясь сильно взволнованным, сел на лошадь с видом человека, избежавшего громадной опасности.

Мы видели уже, что сэр Вильямс отлично знал местность, несмотря на то, что уже давно тут не жил, он мог бы с закрытыми глазами проехать в Мануар, владение кавалера де Ласи.

Он пустил лошадь в галоп, доехал до леса и минут через двадцать увидел башни замка, резко выдававшиеся на освещенном луною небе.

Хотя Керлован был очень недалеко, но сэр Вильямс был вполне уверен, что в Мануаре никто, и особенно старый кавалер, не узнает в нем виконта Андреа; уверенность эта мотивировалась двумя обстоятельствами.

Во-первых, виконт уехал из этих мест уже десять лет тому назад. Он уехал безбородым юношей, а возвращался с великолепной черной бородой; походка, манеры, выговор его совершенно изменились. Он был до последней степени похож на англичанина.

Другая причина, по которой он смело мог рассчитывать не быть узнанным, состояла в том, что граф Филипонэ, отец его, со времени своего преступления, заключающегося в убийстве маленького Армана, жил в совершенном уединении и не принимал никого из соседей.

Молодой виконт Андреа ни разу не был ни у кавалера де Ласи, ни у баронессы де Кермадэк.

Потому сэр Вильямс смело въехал во двор Мануара.

- Дома кавалер де Ласи? - спросил он у лакея, выбежавшего к нему навстречу и принявшего от него повод.

- Господин кавалер еще не возвращался, -отвечал лакей. - Он сегодня на охоте, и вероятно, зверь ушел далеко, потому что целый день не слыхали ни звука рогов, ни лая собак. Но если господину угодно будет подождать…

- Я подожду, - сказал сэр Вильямс, сходя с лошади. Он вошел в замок со смелым видом человека, пришедшего к своему другу.

Лакей проводил сэра Вильямса в столовую, совмещающую в себе гостиную, охотничий музей и рабочий кабинет старого кавалера, где он в дождливые и холодные дни, когда бывал дома, проводил все свое время.

В огромном камине, украшенном фамильным гербом Ласи, горел огонь; в двух шагах от него был накрыт прибор для кавалера. На маленьком столе стояла чеканная серебряная посуда с полустертыми гербами, початый пирог, две бутылки вина и один из тех гигантских кубков, из которых могут еще пить только дети крестоносцев.

На стенах висели ружья, оленьи рога, охотничьи ножи, а на полу был постлан громадный ковер из сшитых волчьих шкур. В углах комнаты висели четыре фамильные портрета, остатки большой картинной галереи Мануара. Это были портреты четырех маркизов де Ласи, умерших в разное время от ран, полученных ими на охоте. Это оружие, эти портреты, эти волчьи шкуры указывали на страсть кавалера к охоте; и сэр Вильямс, спокойно усевшийся в большое кресло у камина, тотчас стал рассчитывать, что может он извлечь из этого обстоятельства.

Прошло несколько минут. Вдали раздался звук трубы, сзывавшей собак, а вскоре после того мощеный двор огласился топотом нескольких лошадей. Это возвращался де Ласи со своим стремянным и двумя псарями. Поперек седла у стремянного лежал великолепный затравленный кабан.