Фанни преклонила голову, как послушная горничная, сделала вид, что отирает слезу и пошла в уборную; между тем, Баккара накинула на свои голые плечи пеньюар и подобрала на затылок свои длинные густые волосы при следующих размышлениях:
- Невозможно, чтобы я была помешана… положительно невозможно, и, мне кажется, рассудок мой совершенно в порядке. Пусть эта неосторожная тварь уверяет меня, что я бредила… этого не было, этого не могло быть… мне невозможно сомневаться, что Фернан был сегодня утром здесь, вот на этой постели… что я смотрела на него, пока он спал… и что…
Баккара отрывисто остановилась в своих размышлениях и ударила себя по лбу.
- Я сейчас узнаю, - сказала она, - помешана ли я и действительно ли мне грезилось…
Она побежала к постели, которую Фанни даже не потрудилась оправить для своей барыни.
- Бред или действительность, - продолжала она, - но у Фернана был на шее медальон, и я открыла его пока он спал. В нем лежали волосы… женские, думая, что это волосы ее, я в пылу гнева и ревности перегрызла зубами шелковый шнурок… потом сунула медальон под подушку.
Говоря это, Баккара колебалась и дрожала.
- А если медальона нет там, - сказала она голосом, в котором проглядывало мучительное беспокойство, - значит, все это был бред, и я сумасшедшая!
Она засунула руку под подушку и вскрикнула, но так слабо, что Фанни, бывшая в уборной, не слыхала этого крика.
- Вот он! - прошептала она.
Действительно, Баккара, вынув руку из-под подушки, держала в ней медальон, заключавший в себе светло-каштановые волосы. На оборванном шнурке его оставались еще следы ее зубов.
Куртизанка, бледная и дрожавшая от волнения, прислонилась к кровати, чтобы не упасть, так велика была ее радость при сознании, что она не была помешана.
Потом за этой радостью последовало внезапное движение злобы:
«Меня провели», - подумала она,- «и я отомщу!..»
Она вспомнила о Фернане, арестованном и посаженном, конечно, в тюрьму, пока она тут плакала и падала в обморок; и злоба ее утихла «так же, как отлетела радость.
«А!»- подумала она, - «все это дело рук Вильямса… У него есть какая-то темная цель, неизвестная мне; он воспользовался мною, как орудием, но я буду тверда, я расстрою его планы и спасу моего Фернана».
И Баккара, подчиняясь магическому таинственному влиянию самоотвержения, которое в известные часы делает женщин столь Твердыми, мгновенно овладела собой, победила свою бледность и волнение и старательно спрятала в кармане своего пеньюара медальон, а вместе с ним и кинжал, который она взяла, как бы повинуясь какому-то предчувствию.
- Кто кого одолеет, сэр Вильямс! - сказала она про, себя, делаясь вдруг кроткой, понятливой и осторожной, как змея, - меня не даром называют Баккара!
Фанни вышла из уборной.
- Не угодно ли пожаловать, - сказала она.
- Да, милая, - отвечала Баккара ласковым тоном, - я теперь очень хорошо вижу, что ты меня не обманула… что я действительно бредила.
- Ах! - сказала Фанни, - могли ли вы подумать…
И субретка подумала: «Скажите пожалуйста! Да ведь она делается и в самом деле сумасшедшей!»
- Так ты уверена, что со мной был бред?- продолжала Баккара.
- О, вполне уверена!
- Очень возможно, - проговорила куртизанка, вздыхая, - это моя любовь вскружила мне голову и довела меня до такого состояния. Чрезмерное желание видеть и обладать Фернаном заставило меня подумать, что он был здесь.
- Вы, говорите справедливо, - отважилась Фанни.
Баккара печально вздохнула и подумала о том, кого она так пламенно любила и кого обвиняли в чудовищном преступлении; как будто человек, которого она любила, совсем его не зная, мог быть виновным в ее глазах.
У куртизанки быть может не достало бы присутствия духа и бодрости, если б дело шло о ней одной; но Фернан, ее возлюбленный Фернан, был угнетаем, заключен в тюрьму, его преследовал тайный, неумолимый враг; этого было слишком достаточно, чтобы заставить женщину, привыкшую быть везде царицей красоты, победить свой гнев и действовать хитро и осторожно.
- Поторопись же, - сказала она Фанни, - погода чудесная, солнце греет точно весною!
- Куда вы едете, барыня?
- Так как я больна, то и еду к доктору.
- Но… ведь он только что был здесь!
- Нет, - сказала Баккара, смеясь, - спасибо за этого… он мне не нравится. Во-первых, желт, как айва, а я терпеть не могу ничего желтого. А потом, кстати, отчего не послали за доктором Бертраном? Он мой приятель и отлично знает свое дело.
- Его не было дома, когда вы заболели, а как в том же доме есть другой доктор…
- Как! - вскричала Баккара, смеясь, - два доктора в одном доме! Верно там люди мрут, как мухи? Да ведь это должно быть настоящее кладбище! - И она набросила на плечи полосатую английскую шаль, похожую на горные шотландские плащи, воспетые Вальтером Скоттом.
- Пойдем, - сказала она Фанни, - если я больна, так очень естественно должна взять с собою горничную.