Похождения Тома Соуэра

Около половины одиннадцатаго, надтреснутый церковный колоколъ сталъ звонить, и народъ началъ собираться на утреннюю проповдь. Дти, посщавшія воскресную школу, разошлись по церкви, размщаясь съ своими родителями, чтобы быть подъ ихъ надзоромъ. Пришла тетя Полли, и Томъ, Сидъ и Мэри сли съ ней. Томъ былъ посаженъ у прохода съ цлью удалить его, по возможности, отъ окна и обаятельныхъ вншнихъ сценъ лтней поры. Толпа наполняла проходы; были тутъ: престарлый, обднвшій почтмейстеръ, видавшій когда-то лучшіе дни; мэръ съ женою, — потому что въ мстечк былъ заведенъ и мэръ вмст съ другими ненужностями; мировой судья; вдова Дугласъ, красивая, ловкая сорокалтняя женщина, добрйшая, щедрая душа и съ хорошимъ состояніемъ; ея домъ на холм былъ единственнымъ палаццо въ мстечк, притомъ самымъ гостепріимнымъ и самымъ роскошнымъ въ отношеніи празднествъ во всемъ Питерсборг; согбенный и почтенный маіоръ и мистриссъ Уардъ; нотаріусъ Риверсонъ, — новая достопримчательность изъ сосдства, наконецъ, мстная красавица въ сопровожденіи стаи облеченныхъ въ батистъ и обвшанныхъ ленточками юныхъ покорительницъ сердецъ; вслдъ за ними вошли цлымъ отрядомъ вс мстные молодые клерки, пока стоявшіе въ притвор, посасывая набалдашники у своихъ тросточекъ и образуя окружную стну изъ припомаженныхъ и осклабляющихся вздыхателей, до тхъ поръ пока не прошла передъ ними сквозь строй послдняя двушка, Подъ самый конецъ явился образцовый подростокъ, Вилли Іофферсонъ, который ухаживалъ всегда такъ за своею матерью, какъ будто она была изъ стекла. Онъ всегда провожалъ свою мать въ церковь и вс матери семействъ любили его. Зато вс мальчики терпть его не могли, онъ былъ слишкомъ хорошъ и притомъ ихъ «попрекали имъ» до крайности. Изъ каждаго кармана у него торчалъ блый носовой платокъ, «случайно», какъ это бывало съ нимъ всегда по воскресеньямъ. У Тома не бывало платковъ и онъ считалъ «хлыщомъ» всякаго мальчика, имющаго ихъ. Такъ какъ вся конгрегація была на лицо, то колоколъ прозвонилъ еще разъ, чтобы оповстить запоздалыхъ и разбредшихся по сторонамъ, потомъ въ храм водворилась торжественная тишина, нарушаемая лишь шептаньемъ и хихиканьемъ на хорахъ и въ галлере. На хорахъ происходило всегда шептанье и хихиканье во время службы. Были гд-то благовоспитанные хоры, но гд именно, я позабылъ уже это теперь. Давно это было и я лишь смутно вспоминаю тутъ кое-что, но только кажется мн, что было то въ чужой сторон.

Пасторъ назвалъ гимнъ и прочелъ его съ возгласомъ, съ особой манерой, весьма нравившейся въ этихъ мстностяхъ. Онъ начиналъ съ средняго діапазона, все возвышая голосъ до извстной точки, длалъ сильную фермату на послднемъ слов и потомъ вдругъ ниспадалъ, точно прыгнувъ съ трамплина:

   «Могу-ль на небо вознестись, покоясь межъ цвтами,
   Когда другимъ дается то кровавыми борьбами?»

Онъ считался великолпнымъ чтецомъ. На церковныхъ «вечерахъ» его всегда просили почитать стихи, и когда онъ кончалъ, дамы поднимали руки и потомъ безпомощно опускали ихъ себ на грудь, закатывали глаза и трясли головой, какъ бы желая тмъ сказать: «Словами не выразишь; это слишкомъ хорошо, слишкомъ хорошо для нашей смертной земли».

Посл того, какъ гимнъ былъ проптъ, достопочтенный м-ръ Спрэгъ обратился въ страницу объявленій и прочелъ рядъ извщеній объ имющихъ быть митингахъ, собраніяхъ обществъ и о прочемъ, читалъ долго, такъ что отъ перечня этого должны были раздаться, казалось, самыя стны. Этотъ нелпый обычай существуетъ и до сихъ поръ въ Америк, даже въ городахъ, несмотря на крайнее распространеніе газетъ въ наше время. Но весьма часто, чмъ мене оправдывается какой-нибудь старинный обычай, тмъ трудне искореняется онъ.

Вслдъ затмъ пасторъ сталъ читать молитву. Хорошая была молитва, великодушная и исполненная подробностей: онъ просилъ милости на эту церковь и ея малыхъ дтей, молился за прочія церкви въ поселк, за самый поселокъ, за область, за государство, за служащихъ въ государств, за Соединенные Штаты, за церкви въ Соединенныхъ Штатахъ, за конгрессъ, за президента, за правительственныхъ лицъ, за бдныхъ моряковъ, подвергающихся бурямъ на мор, за милліоны угнетаемыхъ пятою европейскихъ государствъ и деспотизмомъ Востока, за тхъ, которымъ дается свтъ и благая всть, но у которыхъ очи не видятъ и уши не слышатъ, за язычниковъ на отдаленныхъ морскихъ островахъ; въ заключеніе онъ вознесъ молитву о томъ, чтобы слова, которыя онъ готовился еще произнести, были бы оснены благодатью и пали бы сменами на плодородную почву, принеся со временемъ добрую жатву. Аминь!