Похвала добродетели

...Утром в военкомате встретились со своими взрослыми односельчанами Магомет и Аскер.

И вот оба они переступили порог комнаты, в которой сидел молодой комиссар.

Выслушав сбивчивые слова ребят, он спросил неожиданно веселым голосом:

— Итак, вы решили сразу ехать на фронт?

— Да, именно сразу, — подтвердил Магомет. — Хоть сегодня.

— Что ж, это весьма похвально, — заключил комиссар и все с той же улыбкой, которая и Аскеру и Магомету казалась совершенно неуместной, спросил: — А где именно вы могли бы воевать с большей пользой? На суше, на море, в авиации? Что вы умеете, закончив свою десятилетку?

— Я, например, снайпер, — заявил Аскер и, поняв, что получилось не особенно скромно, уточнил: — Вернее сказать, я — ворошиловский стрелок. Ну, а он, — Аскер кивнул в сторону Магомета, — он у нас известный альпинист. Вам не попадалась газета с его фотографией? О, он, можно даже сказать, знаменитый скалолаз. Но и стрелять умеет. Может, не так, как я, но все же...

Магомет попытался тихонько прервать друга. Он заметил, что комиссар начал перебирать на столе какие-то бумаги. Видно, у него не было времени выслушивать Аскерово многословие. И действительно, комиссар встал со своего стула, давая этим понять, что беседа приближается к концу.

— Итак, товарищ снайпер и товарищ альпинист, — заговорил он тоном, каким подводят итог разговору, — слушайте меня внимательно. — Сейчас на лице его уже не было и следа улыбки, рот стал жестким, глаза слегка потемнели. — Война, дорогие друзья, не курман-байрам, и это надо твердо усвоить. Ты, — обратился он к Аскеру, — пройди в соседнюю комнату, там тобой займутся. Что касается альпиниста Магомета, о котором мы, кстати сказать, не раз слышали, то он пока что поедет домой. При первой необходимости мы тебя вызовем, — добавил он, глядя на Магомета. — Конечно, нехорошо разлучать друзей, но... война есть война, так что доброго вам пути, джигиты!

Только теперь, провожая Аскера на фронт, понял Магомет, как дорог ему этот веселый, добрый, верный друг, порой недостаточно скромный, порой излишне разговорчивый, но зато чистый во всех своих помыслах и в любой момент готовый чем угодно помочь товарищу. Ах, Аскер, Аскер! Когда-то судьба сведет нас вновь?!

Аскер не умел мудрствовать и не хотел этому учиться, и жизнь его напоминала прогулку по широкой чистой улице, постоянно освещенной щедрыми лучами никогда не меркнущего солнца. И так же вот легко, без размышлений, он уходил на войну. Да, там стреляют, там умирают, оттуда не все возвращаются, — он это отлично знал! И не честолюбие, не жажда славы сделала его добровольцем. Аскер ушел на войну, потому что это был долг его сердца. Именно такие либо гибнут в бою, либо становятся героями.

Расставаясь с Магометом, он на несколько мгновений помрачнел, но тут же словно спохватился и, метнув в друга озорной, веселый взгляд, сказал шутливо:

— Так и быть, я напишу тебе, когда прибуду на место. — И хитро подмигнул. — Только ты не придирайся к стилю, сам понимаешь, — обстановка будет не как на школьной контрольной. А когда первую медаль получу, пришлю тебе фотографию. Именно тебе! — Немного помолчав, он добавил — серьезно и даже печально: — А ты, Магомет, пока будешь дома, захаживай к моим старикам. Любят они тебя, всегда мне в пример ставили — будь, мол, как он. А я думал: зачем? Зачем мне быть таким, как ты? Быть не таким, как другой, не всегда же означает быть хуже, верно? Просто-напросто я совершенно другой! Но не в том сейчас дело. Стариков надо как-то поддержать, они ведь искренне уверены, что все орудия немцев будут бить только по их сыну Аскеру, то есть по мне. А я между тем и не думаю погибать! Надеюсь вернуться домой со всеми четырьмя конечностями и с этой же самой башкой, какой бы дурной она ни была. Но уж если погибать, — дорого запрошу за свою жизнь. Меньше трех немцев с собой в могилу не возьму.

Он снова сбился на свои шутки, но сейчас они звучали печально и чувствовалось, что давались ему не без труда.

— Знаю, знаю, Аскер, что ты будешь настоящим солдатом. Я ведь всегда в тебя верил и верю сейчас. И обещаю, что пока буду в селе, стариков твоих не оставлю...

— Девушкам от меня кланяйся, — наказывал Аскер, — особенно Жаннет. Так и не пойму, как же я к ней отношусь, честное слово. Я, брат, так озабочен был твоей любовью, что про свою позабыл подумать — есть она или нет? Даже смешно! — Он действительно от души расхохотался. — Это похоже на нартскую пословицу: «Один привез себе невесту, а другой загнал коня». Ну, да не важно. Даст бог, свидимся после войны и сыграем твою свадьбу, а потом уже выясним, что делать со мной. Если же расстанемся мы с земным существованием — опять не беда, потому что и на том свете, в раю, куда мы с тобой непременно угодим за свою праведную жизнь, нас уже сегодня с нетерпением дожидаются волоокие гурии с золотыми подносами. А на подносах тех — самые что ни на есть райские сорта фруктов. Тут тебе и мандарины, и яблоки, и гранаты...