Похвала добродетели

Приблизившись к школе, Азрет сразу заметил долговязого солдата с белыми бровями. Это он накануне избил старика Заурбека за то, что тот отказался принести немцам дрова. Мало того что избил, — он еще разрубил топором крыльцо заурбековского дома и, взвалив на себя доски, поволок их к школе. Несчастный Заурбек хотел было взяться за ремонт, но немец вскоре снова вернулся, с тачкой, и увез все, что осталось от разбитого крыльца.

Глядя сейчас на этого белобрысого негодяя, Азрет изнемогал от ненависти и жажды мщения. Он чувствовал, что должен немедленно что-то сделать. Но что?..

Вернувшись домой, он нашел длинный и плотный лист бумаги, крупными буквами вывел на нем: «Смерть немецким захватчикам!» — и скатал бумагу трубкой. Потом взял горстку муки, заварил ее крутым кипятком и стал дожидаться сумерек.

До комендантского часа оставалось всего минут двадцать, когда парень, выскользнув из дому, поспешил к школе. Под курткой у него за широкий ремень был заткнут тугой рулончик, в кармане лежала баночка с клеем. Только бы выбрать момент и незаметно налепить лозунг на дверь школы или хотя бы на забор, — пусть все прочтут!

Наблюдая издали за часовым, Азрет увидел, что тот завернул за угол школы. Не прошло и минуты, как парень оказался у самых дверей. И в это мгновение чья-то тяжелая и крепкая, как клещи, рука, схватила его за плечо.

От страха и неожиданности Азрет замер. «Ну, все, — решил он, — теперь уже мне не отвертеться... Или повесят, или расстреляют, — больше ждать нечего. Что станет с матерью? Что скажет отец, если вернется с войны живым?.. Неужели уже нет спасения?..»

— Ты что здесь делаешь, собачий сын? — прошипел над ухом чей-то сдавленный голос.

Человек говорил по-балкарски, и Азрет вдруг ощутил, что не все еще потеряно, возможно, он будет спасен.

Медленно повернув голову, он увидел Бисолтана, старого Бисолтана, отца Магомета! Не выпуская из жесткой руки плечо мальчишки, Бисолтан тащил Азрета прочь от школы, куда-то в темноту, в неизвестность, и приговаривал:

— Ну и будет тебе сейчас! Собачий ты сын! Ну и достанется же тебе...

— Да куда ты меня ведешь, Бисолтан? — пугливо прошептал Азрет. — Я домой хочу...

— Домой? — переспросил Бисолтан. — А к самому главному немцу ты не хочешь? Не хочешь рассказать ему, кто заляпал навозом портрет?

Еще не веря самому себе, Азрет понимал, что ни к какому главному немцу старик его не поведет, что он просто шутит и, быть может, немного стращает, чтобы в дальнейшем он, Азрет, был поосторожнее. Ведь Бисолтан такой человек! Такого второго во всем селе, пожалуй, не сыщешь! Но откуда он мог узнать о его, Азрета, намерении, о том, зачем он оказался у школы? Ведь никому, ни единой душе он этого не говорил! Вот был бы дома Кайсын — другое дело. Кайсыну бы он доверил тайну, но больше — никому!

Старик теперь держал парня за руку, держал крепко, ни на минуту не выпуская. Так он привел его к себе домой, взглядом попросил Зарият выйти в другую комнату и, скрутив себе цигарку, наконец заговорил:

— Ты, брат, как я посмотрю, не так смел, как глуп. Ты глуп, как овца безрогая, — уточнил он после первой затяжки. — Неужели думаешь, что если и этот портрет закидать навозом, немцы проиграют войну? А? Говори — думаешь так? — И, не дожидаясь ответа, вновь повторил: — Вот я и говорю, что ты глуп, как безрогий баран. Только глупцы сами ищут дороги к виселице!

Азрет подавленно молчал. Он понимал уже, что о жестком рулончике на его спине, под курткой, Бисолтан ничего не знает. Видно, старик решил, что он, Азрет, хотел испортить и второй портрет Гитлера. Но стоит ли сейчас выяснять это? Не лучше ли смолчать?

После длинной паузы, когда старик курил, а Азрет тупо всматривался в доски пола, Бисолтан снова заговорил.

— Слушай меня, — начал он почти ласковым тоном. — Если ты без моего ведома затеешь что-нибудь в этом же роде, — не жди добра. И не говори потом, что я тебя не предупреждал. Своими руками я отрежу у тебя ухо и брошу собакам...

В глазах старика Бисолтана был и страх за парня, и желание во что бы то ни стало уберечь его от бессмысленной гибели, и жалость к нему.

— Вот ведь ерундой всякой «героической» ты готов заниматься, хотя проку от этого — чуть, а поручи я тебе настоящее, нужное дело, испугаешься.

— Нет! — воскликнул Азрет. — Я согласен...

— Никогда не перебивай старших, — сказал Бисолтан и снова нахмурился, задумался, словно решал, с чего бы начать самый главный разговор. — Вот что, Азрет, — наконец продолжил он, — то, что ты сейчас услышишь, должно остаться между нами, только между мною и тобой. Ясно?

— Я понимаю, — прошептал Азрет.

— Ни твоя мать и никто другой не должен знать о нашем деле, потому что если только дойдет до немцев — обоим нам болтаться на виселице.

Азрет почти не дышал от волнения и не сводил глаз с Бисолтана, ожидая самого главного. Старик казался слишком уж таинственным, но задавать вопросы парень не решался.