Похвала добродетели

— Слушайте, вы же не ребенок, — слегка повысил голос Фриц Попп. — Мы с вами должны быть в равной мере рассудительны и трезво смотреть на вещи. Судьба войны решена. Хотелось бы хоть сколько-то обескровить се финал. Это ведь и в ваших интересах. Я знаю, что до вершины горы Кинжал дошли однажды только вы...

— И не однажды, — поправил Магомет, а Петер перевел, хотя Фриц понял его и без перевода. Немного помолчав, он встал, принял эффектную позу и заявил:

— Перед началом решающего сражения на вершине горы Кинжал должен развеваться наш флаг — флаг непобедимой Германии. — Голос его звучал торжественно, он явно любовался собою. — Это воодушевит немецких солдат, это придаст им силы и стремления победить во что бы то ни стало!

«Так вот вы о чем! — мелькнуло в сознании Магомета, едва он дослушал Петера. — Так вот почему вы так заботливо лечили и выхаживали меня! Плохи же ваши дела, если вся надежда ваша на раненого альпиниста... Это даже интересно...»

И гнев, возмущение, обида, поиски выхода — все это смешалось в сознании и в сердце Магомета, и показалось, что в комнате вдруг стало совершенно нечем дышать. Вот так, наверное, погибают наши люди в душегубках...

Гитлеровское знамя на горе Кинжал! Смотрите, немцы, гордитесь! Это советский альпинист водрузил его в честь нашей победы, Магомет, сын Бисолтана, — глядите!

Он расстегнул пуговицу больничной куртки, вытер ладонью вспотевшую шею, глубоко вздохнул и перевел взгляд на Петера, который с нескрываемым волнением следил за поединком.

— Поймите меня правильно, — продолжал майор спокойно, пытаясь вернуть разговору миролюбивый тон. — На вершину Кинжала могли бы подняться и многие наши альпинисты, мы ведь в этом деле тоже не новички. Однако правильнее и гораздо действеннее будет, если флаг рейха водрузит кавказец, истинный хозяин этих гор.

— У истинных хозяев этих гор есть свой флаг, — возразил Магомет. — Флаг с серпом и молотом.

Петер перевел и эти слова, но майор сделал вид, что не слышал их.

— Это было бы символично, — продолжал он говорить о своем. — Это был бы жест, выражающий дружбу между народами Кавказа и Германии.

— Господин майор, — снова заговорил Магомет. — У нас предателей принято расстреливать, как бешеных собак. А у вас как? — И он выразительно посмотрел на Петера, подыскивавшего слова, которые наиболее точно выразят мысль Магомета.

— Ну, видите ли, — как ни в чем не бывало продолжал Попп, — мы, немцы, — гибкий народ. Мы умеем карать противников, но умеем и по достоинству вознаграждать друзей. Так что перед вами, товарищ альпинист, — он выделил слово «товарищ», — перед вами — выбор. Решайте!

— А какое «вознаграждение» ждет меня в случае отказа? — спросил Магомет.

Майор начинал терять терпение. Нет, каков! Стоя под виселицей, он, кажется все еще верит в свою победу!

Фриц Попп нервно зашагал по комнате, закурил, вернулся на свое место и вновь заговорил, тщетно пытаясь скрыть ненависть к этому тупоголовому горному козлу.

— Праздный вопрос! — решительно заключил он. — Вы отлично знаете, что́ ожидает вас в этом случае. Да, товарищ альпинист, мы умеем и расстреливать, и вешать, — война есть война! Но я напоминаю вам: вы — пленный, ваша судьба в этих руках! — Он растопырил перед самым носом Магомета свои худые бескровные пальцы. — Пока еще — в этих руках, — уточнил он, — а не в руках гестапо. Смерть смерти — рознь, — напомнил он. — Но ведь никто из ваших людей не знает о том, что вы в плену. И о смерти вашей тоже никто не узнает. Думаю, вам не безразлично, что ваш подвиг останется безвестным? Так во имя чего же вам жертвовать жизнью? Нет-нет, это было бы действительно ужасно, — продолжал майор, пытаясь выразить голосом искреннее участие к неизбежной гибели молодого горца. — Все так же будут выситься эти прекрасные — будь они прокляты! — горы, все также будут сбегать с них пенные бурные воды, а вы...

Но Магомет не слышал всей этой мелодекламации. В зыбком тумане колыхались перед ним черные, длинные, смоляные косы Нафисат, с трудом просматривались тонкие, детские черты ее лица... Потом оно уплывало, сменяясь смуглым, мрачным лицом отца, потом он видел полные любви и горя глаза матери... Бедняги, как они там?! Зима такая холодная, топлива, наверное, давно нет...

— Мы не торопим вас. — Магомет очнулся от голоса майора. — У вас есть время спокойно все взвесить. Но помните: немецкий флаг будет развеваться над горой Кинжал, кто бы его туда ни поднял. Хорошо, если это сделаете вы.

И он кивнул Петеру, давая понять, что больше говорить не о чем.

IV

С перевала дул пронизывающий, резкий ветер. Было еще почти темно, и от этого свист его казался особенно зловещим, будто выла где-то поблизости стая голодных шакалов.

Завернувшись в большую серую шаль, Буслимат вышла из дому и по запорошенной тропе направилась к роднику за водой. Бледный отсвет восхода разливался по снежному безмолвию. Ни шороха вокруг, ни голоса, ни лая собак. Из труб еще не струятся дымки: хозяйки спят тревожным, зыбким военным сном, от которого — ни отдыха, ни забвения.