Похвала добродетели

Хасан смотрел на загорелый, с множеством глубоких морщин высокий лоб бывшего директора, на почти белую и совсем теперь уже реденькую его шевелюру и пытался представить себе того молодого парня с орденскими колодками на выгоревшей гимнастерке, который стоял у истоков становления родного совхоза да и всего поселка. Сильно, наверное, изменился дядя Хамзат. Только вот взгляд его карих глаз, быть может, остался тем же. И задумчивым, и хитроватым порой, и строгим, но всегда беспредельно честным и добрым.

«МОЕ ГНЕЗДО, ВНОВЬ ПРЕД ТОБОЙ СТОЮ»

И в очередной приезд Хасану показалось, что родной Состар опять уменьшился в размерах. Улицы стали теснее, дома приземистее и даже склоны гор по обе стороны поселка и те вроде бы снова немножко сомкнулись. Раскидистое ореховое дерево, посаженное еще в «честь рождения брата Магомета», будто съежилось, а калитка выглядела совсем какой-то детской. Хасан входил во двор, опасаясь, что заденет головой свежевыкрашенный наличник этой калитки.

Хасан уже не удивлялся впечатлению, которое производил на него «старый Состар». Он решил, что мир поселка, мир его детства, уменьшается зрительно оттого, что его, хасановские, дни проходят на заоблачной высоте, откуда видны обширные пространства — до самых дальних горных вершин, в одну сторону, и до еще более отдаленных равнин — в другую.

Хасан впервые заметил, что его мать постарела. Только сейчас он по-настоящему разглядел серебристые пряди волос и мелкие морщинки у глаз и уголков губ.

Хасан пытался пальцами разгладить эти морщинки, но ничего не получалось.

— Пожалуйста, мама, постарайся не стареть: тебе еще рано.

— Что ты, мальчик. Это неизбежно. Когда младший сын вдали от материнского взора колесит по опасным горным дорогам, это неизбежно. Да и вообще не зря ведь сказано: думы матери — о сыне, думы сына — о вершине. А ты похудел, осунулся. Может, тревога какая в сердце? Может, опасная работа измучила? Когда я услышала, что там у вас машина упала в ущелье, чуть с ума не сошла. Слава богу, быстро выяснилось, что и как.

— Не бойся, мама. Со мной ничего не случится. Там вовсе не опасно. Люди там работают хорошие, заботливые. Скажи лучше, как вы тут? Отец-то, наверное, еще в поле?

— Мы живы, здоровы. У отца сейчас, сам знаешь, горячее время. Орден ему дали. Так он теперь еще больше хлопочет, суетится. Второй, наверное, хочет заработать.

— Вот молодец! — оживился Хасан. — По правде сказать, я тоже могу кое-чем похвастать. Привез грамоту почетную. Не густо, но за короткое время это тоже кое-что.

В это время, на лету скидывая плащ, вбежала Света.

— Хасан, господи, ты уже совсем... О, да ты тоже с наградой! Ну, братец, я горжусь тобой. Мама, он точно прославит доблестную фамилию Дадашевых. Я всегда говорила!..

— Нет, не говорила. Это я говорил, — усмехнулся Хасан. — Ну, а как там дела у лекарей? Как у хирурга — гордости всей династии?

— Знаешь, Магомет стал какой-то нервный. С начальством своим ссорится. Может, зазнался, а может...

— Просто завидуют ему, — сказала мать и пошла на кухню.

— Нет, Света, ему просто пора жениться, — серьезным тоном сказал Хасан. — Неужели у него нет девушки? Ты-то, сестричка, должна знать.

— Да что-то я не замечала, чтобы он кем-нибудь особенно интересовался. Все больше журналы читает. Даже иностранные. Методы лечения в Состаре, видите ли, ему не нравятся. Отстаем от жизни. Он тоже вроде тебя — неугомонный. Народ его любит. Из других сел даже привозят больных, чтобы он оперировал. А для успеха, по-моему, надо, чтобы и начальство тебя любило и поддерживало.

— Тесно ему в сельской больнице. Он ведь считает, что универсальный хирург не может быть хорошим. Узкая, говорит, специализация нужна.

— Легко сказать. Их всего-то в больнице двое. Специализация — это в большом городе. А для Состара хирургическая клиника — абсурд. Если каждый будет специализироваться, кто лечить-то будет?

— Какие вы все умные, — начал сердиться Хасан. — И главный врач ван наверное, рассуждает по-твоему. А человеку хочется, чтобы конкретное дело было, конкретная цель. Чтобы постичь это дело до глубин. Вот уедет Магомет в аспирантуру — посмотрим, что запоют твои консерваторы в белых халатах... А вообще-то его надо женить.

— Чего ты заладил: женить да женить! Сам, наверное, хочешь жениться, а старший стоит на пути? Мама, — обратилась Света к матери, которая зашла и поставила на стол айран и лакумы, — тебе не кажется, что у младшего из Дадашевых какие-то личные планы?

— Брось, Света, свои глупые разговоры, — обиделся Хасан. — О моих планах узнаете в свое время.

— Когда они будут уже не планы, а действие, — не могла угомониться сестра. — Впрочем, сейчас это модно: здравствуйте, это моя, так сказать, жена. Маме несут холодную воду. А то и лекарство. Пана в гневной растерянности... Стрессовая ситуация.

— У нас так не будет, успокойся. А тебя я просто продам. За сносный калым. И расписку с жениха возьму, что не вернет тебя обратно.