Похвала добродетели

— Плохи дела, — вздохнула Галя, и трудно было понять, шутит она или продолжает иронизировать. Она подошла к зеркалу. — Если он не скряга, то тысчонок на пять, по меньшей мере, должен раскошелиться. Даже Лиуаза, моя подруга, была, говорят, оценена в такую сумму. А я чем хуже?

— Ты сама знаешь, что несешь вздор, — более сердито, но все так же негромко сказала мать. — Ни о какой торговле с нашим зятем нареченным и речи быть не может. Я уверена, что он и сам отлично понимает, какого намыса — уважения — мы заслуживаем. А ты подумай. Подумай и решись. Я не хочу неволить единственную дочь. А солдатика забудь. И не думай, что он тебя обязательно помнит. Наверняка уже забыл. Клянусь памятью умерших, забыл. Не зря ведь говорят, ушедший с глаз уходит и из сердца. Подумай, дочь. Согласись. Справим мы свадьбу, о которой долго будут говорить в Баксане и по всей округе.

Галя пропустила мимо ушей последние слова. Она погладила сухую, узловатую руку матери и тихо пошла в свою комнату. Там она бросилась ничком на кровать и, уткнувшись в подушку, заплакала. Молчание Хасана тысячью игл терзало ее сердце. Теперь ей хотелось знать хотя бы причину его молчания. Нет вестей ни белых, ни черных, ни радостных, ни печальных. Пытаясь чем-то сгладить, умерить жгучую боль, Галя встала и, достав из ящичка трюмо фотографию, стала вытирать слезы. «Нет, милый, прахом изойду, в слезах растворюсь, но если даже узнаю адрес — первой не напишу». Вновь нахлынули слезы, и снимок заволокло туманом. Порой навещали ее и вовсе страшные мысли: вот сидит он сейчас с другой где-нибудь в кафе, очень похожем на пятигорское, улыбается, острит, заглядывает в глаза... Словно желая уйти от тяжких дум, Галя вышла на улицу и зашагала куда глаза глядят. «Вот еще подожду, вот еще... — стучало в голове. — А если любовь моя первая растает, как первый снег, то чего еще ждать?»

Она, сама того не замечая, ускорила шаг, не обращая внимания на встречных, на ровный строй молодых кленов вдоль тротуара. И вдруг лицом к лицу столкнулась с Лиуазой, веселой хохотуньей. Галя знала ее с первого класса, вместе учились. Но Лиуаза после восьмого пошла в техническое училище, а года два спустя вышла замуж. С тех пор они виделись редко. Но каждая встреча с неунывающей и немного шумной подругой была Гале приятна. Не обладая большой глубиной ума, Лиуаза сумела стать весьма практичной женщиной. Быстро смогла определить, что полезно, что выгодно... Весь ее вид говорил о том, что юная мать и жена Лиуаза навряд ли страдала или переживала по какому-либо поводу. Было похоже, что и с мужем своим она ладила и вообще была довольна судьбой.

— О друг мой Галочка, твое чело печально, а в глазах я вижу грусть. И лицо что кисея белая. Уж не заболела ли? И куда ты спешишь, словно кто гонится за тобой? — Лиуаза тряхнула рыжей челкой незатейливой прически и тяжеленными золотыми сережками. Ее огромные голубые глаза выражали искреннее участие и сочувствие... — А ну-ка, если не спешишь, погуляем вместе. Сто лет не сплетничали за мороженым.

Мало-помалу настроение Гали улучшилось и боль сердечная вроде бы притупилась. Она все, без утайки, рассказала подруге, которая слушала с великим вниманием и даже с несколько неуместным восторгом.

Галя замолчала и тяжко вздохнула:

— Такие вот дела. Такие любовные страсти.

Задумчиво сошлись Лиуазины тоненькие нарисованные бровки, а нижняя губа отвисла. Трудна была задача, которую задала ей подруга. Потом подняла она взор, словно где-то в облаках искала ответ, которого ожидала Галя.

— Трудно, очень трудно что-либо посоветовать. Но могу, к примеру, сказать про себя. Сама знаешь, сколько мальчиков бегало за мной. Одного я даже чуть не полюбила. Целовалась даже. Ну, помнишь того Арсенчика с длинной шеей и длинным носом? Но когда он однажды слишком смело повел себя, я с размаху дала ему по носу, и любовь наша на том кончилась. Не люблю я этих юнцов самонадеянных. У них одно на уме — соблазнить и хвост набок! А вот с мужем у меня другое дело. Хоть и старше больше чем на десяток лет, зато, скажу тебе, интеллигент! Начальником нашего цеха был. Я же рассказывала! Долго вздыхал, при случае — подарочки. А потом вдруг: «Выходи за меня. Люблю тебя, Лиуаза, больше жизни люблю». Я так была ошарашена, что ни «да», ни «нет». Стою как дура. Он повторил те свои слова, сердце мое пронзившие, и я ответила: «С удовольствием!» Скажи — не дура? И он так рассмеялся, обнял меня и давай кружить. Через пару недель — свадьба. Вот и живем. Скажу тебе, мне с ним неплохо. А что любовь? Она пришла чуть попозже. Ну, если это и не любовь, то что-то наверняка на нее похожее. Разве этого мало?

— Не знаю, — ответила Галя. — Тебе виднее.

— А твоего жениха я знаю. Нет, не солдата. А этого, Башира. — Лиуаза посмотрела по сторонам, словно боясь, что кто-то услышит ее слова. — Мужчина что надо. Такой умница. Дядя-то мой у него замом. Светлейшая, говорит, голова. И добрый, и уважительный. Хоть секретарем горкома, говорит, поставь — потянет. Умный — это, скажу, неплохо. С таким и сама тянешься повыше. А любовь... Будет и любовь.