Похвала добродетели

— Вот так лежите вы все, а о судьбе несчастной девушки никто и не думает! А если она ускачет с этим солдатиком — чем смоете позор семьи, свой позор? Ну что молчишь, лежебока ты эдакий? Или она не твоя сестра? Или мы ее подобрали на улице? А? Оставим несчастного ребенка на произвол судьбы? Так, что ли?

— «Ребенок, ребенок», какой ребенок! Оставьте ее в покое, — проворчал Аслан. — Самой-то видней, за кого выходить, если ей так приспичило. А того парня я знаю. Вполне нормальный, толковый, я бы сказал...

— А-а, вот как ты заговорил! Может быть, и ты с ними заодно? Может, без меня все решили? А я, старая квочка, зря, значит, трачу свои слова?.. — набросилась мать на Аслана. — Пусть я умру, пусть душа покинет мое уже слабеющее тело, если отдам ее за... этого...

— Успокойся, мама. Никто ничего не решил. Он, кажется, служит. Не до женитьбы ему. И к ней зачем приставать? Пусть подождет.

— О аллах, что слышат мои уши! О чем он говорит, несчастный, ушибленный в голову конским копытом! Пусть я лучше умру. — Мать от негодования чуть не задохнулась.

— А нет писем — так, может, он временно засекречен. Бывает и такое...

— Нет, не бывает, — вдруг успокоилась мать. — И свою дочь единственную я не выдам за какого-то сопляка-шофера. Не для того растила, лелеяла. Не для того берегла ее, как зеницу ока. И я надеялась, что ты, как старший брат, уговорил бы ее послушаться родителей. Может, тебя она лучше поймет.

— Да что она должна понять?

— Как что? Да то, что без моего благословения она не должна покинуть отчий дом. Вот что!

— А если она сама... Если сама ускачет со своим возлюбленным? Так теперь часто бывает, — глубокомысленно заметил Аслан.

— Да чтоб жизни лишились такие! Но моя дочь не из таких!

— Как знать.

— Оставь свои несносные намеки, слепец несчастный! Поговори с сестрой, прошу тебя!

— Хорошо, мама, — вздохнул Аслан. Затем внимательно посмотрел в лицо матери и сказал: — Я только вот о чем думаю... Если тот юноша и в самом деле любит Галю, почему все же не было ни одного письма?

— А мне откуда это знать? — не сразу ответила мать. — Я же сказала, что он... Нынче молодые парни вообще такие... Поди, ходит с какой-нибудь непричесанной да в мужских штанах.

— А не может так случиться, что парень пишет, а письма не доходят куда надо, а? В жизни, говорят, и такие штуки бывают.

— Не бывают. Стыдно тебе такие речи вести. Не у себя в милиции.

— Да я просто так... — сказал Аслан и, закурив, вышел в коридор.

* * *

«...Любимая мама, жизнь мне давшая, я больше не стану терзать твоего сердца. Ради того, чтобы не видеть твоих слез и не слушать твоих горестных слов, я, вскормленная твоим молоком, поступлю, как ты считаешь нужным...» Галя походила по комнате и остановилась перед зеркалом. Погладила ладонью щеки, брови, стала изучающе всматриваться в свое отражение. Задумчиво улыбнулась.

«Что ж, все верно. Верно и просто. Не мы выбираем, а нас выбирают. Училась, выросла, годы подошли. Что теперь? Семью создавай, детишек расти. И дожидайся возвращения с работы того, на ком будет держаться твой мир. Встречай его с улыбкой. Даже если тебе очень грустно. Корми его, обхаживай. Есть ли женщины, лишенные этого? А если есть, то почему они считают себя такими несчастными? А любовь? Была ли она у мамы? Ах да, она говорила. Любовь ее — папа, а счастье — это мы. Аслан и я».

Галя, словно пытаясь уйти от навязчивых тревожных мыслей, стала расчесывать волосы, закрывая ими плечи и шею. И снова эти слова, которые преследовали ее, как тень, как судьба: «Выйди замуж за меня, и ты станешь самой счастливой. Поверь мне». Так говорил Хасан, и при этом его глаза блестели по-детски восторженно и ласково. Но что-то в этом роде говорил и Башир...

Галя грустно усмехнулась своему отражению в зеркале, откинула волосы за плечи и, тяжело дыша, побежала в комнату матери. Мать сначала даже испугалась, как бледна была дочь.

— Что с тобой?

Но Галя ничего не ответила. Она обняла мать и долго-долго молчала.

* * *

...Радостный той, веселая свадьба шумит под сенью раскидистых ореховых деревьев. Длинные столы прогибаются под тяжестью праздничного угощения. На длинных скамьях, застланных коврами, сидят многочисленные гости. Они добросовестно выполняют свою роль: едят, шутят, поют, провозглашают здравицы в честь молодых. А иные, уже насытившись, ведут, в ожидании нового прилива аппетита, неторопливые беседы.

Аслан, у которого сегодня много забот, обратил внимание на грустную девушку, которая сидела за одним из столов в женской компании и отсутствующим взглядом смотрела по сторонам. Видно было, она чем-то опечалена, и всеобщее веселье не в силах рассеять ее тоски, а может, и горя. Она не ела, не улыбалась, не участвовала в веселой болтовне подруг.

— Сакинатка, чего это ты загрустила? — спросила словоохотливая соседка, поглаживая волосы девушки. — Не печалься, и на твоей свадьбе погуляем, даст аллах, скоро. Так что, девочка, гляди веселей.

— Что это ты, милая, поникла, как курочка, попавшая под ливень? Прими-ка из моих рук угощенье, — сказала другая соседка.