Поклонники Сильвии

– Я должен увидеться с этим старым джентльменом, – сказал Чарли. – И с твоей матерью, – добавил он, помедлив, ибо вспомнил, что во время его прошлогодних визитов Белл Робсон оказывала ему гораздо менее теплый прием, чем ее муж; возможно, все дело было в количестве выпиваемого ими за вечер спиртного, и в этом году гарпунер решил вести себя осмотрительнее, дабы понравиться матери Сильвии.

Когда чаепитие подошло к концу, гости начали с шумом пересаживаться, пока миссис Корни и ее дочери уносили на подносах пустые чашки и огромные блюда с недоеденным хлебом и маслом в заднюю кухню, чтобы вымыть посуду после ухода гостей. Осознавая, как ей не хочется двигаться с места и прерывать беседу с Кинрейдом, Сильвия все же заставила себя на правах друга семьи принять в уборке самое деятельное участие; к тому же ей как истинной дочери своей матери было некомфортно от мысли, что посуда останется в беспорядке, присущем девчонкам Корни.

– Полагаю, это молоко нужно отнести на маслобойню, – сказала Сильвия, беря побольше молока и сливок.

– Не беспокойся на этот счет, – ответила Нелли Корни. – Даже если молоко скиснет, Рождество бывает всего раз в году; матушка сказала, что сразу после чая мы будем играть в фанты, чтобы у гостей развязались языки и парни с девчонками разговорились. Так что пойдем.

Однако Сильвия, осторожно лавируя между собравшимися, отправилась на маслобойню и не успокоилась, пока не вынесла весь несъеденный провиант туда, где воздух был более свежим и не так нагрет жаром очагов и печей, в которых целый день пекли пироги и готовили мясо.

Когда они вернулись, краснолицые «парни», как в Ланкашире и Йоркшире называют неженатых молодых мужчин до тридцати пяти лет, и девицы, не имевшие четких возрастных рамок, играли в какую-то сельскую игру, вызывавшую у женской половины гораздо больший интерес, чем у мужской: парни выглядели смущенными, явно опасаясь насмешек. Однако миссис Корни нашла выход: она сделала знак, и в комнату внесли огромный кувшин пива. Кувшин этот, выполненный в форме человечка в белых штанах до колен и треуголке, который одной рукой поддерживал торчавшую из широкого улыбающегося рта трубку, а другую, служившую заодно и ручкой кувшина, упер себе в бок, был настоящей гордостью хозяйки. Компанию кувшину составила огромная фарфоровая чаша с грогом, приготовленным по старому корабельному рецепту, популярному в тех краях; грог, впрочем, был не слишком крепким, ведь если бы гости напились так рано, это бы, как заметила Нелли Корни, испортило все веселье. Ее отец, однако, поставил условие, чтобы каждый гость в соответствии с бытовавшими в те времена среди высших классов правилами гостеприимства выпил «достаточно» до своего ухода; «достаточно» же в монксхэйвенском обиходе означало напиться всем желающим допьяна.

Один из парней тотчас же пришел в восторг от Тоби – так звали старого джентльмена, служившего сосудом для выпивки, – и подошел к подносу, чтобы рассмотреть его поближе. За ним немедленно последовали другие любители необычной посуды; через некоторое время мистер Брантон (которому теща поручила следить, чтобы спиртного было достаточно, тесть – чтобы каждый получил его вдоволь, а жена и ее сестры – чтобы гости слишком не напивались, во всяком случае, в начале вечера) решил, что Тоби пора наполнить снова; в комнате стало заметно веселее.

Кинрейд был слишком закален, чтобы тревожиться из-за количества выпитого; Филип пьянел чересчур легко, а потому не любил попоек, опасаясь как охватывавшей его под воздействием спиртного раздражительности, так и головной боли на следующее утро; потому оба они продолжали вести себя так же, как и в начале вечера.

Сильвию все собравшиеся признали первой красавицей и обращались с ней соответственно. Во время игры в жмурки ее неизменно ловили; в остальных играх выбор тоже постоянно падал на нее, как будто всем доставляло удовольствие наблюдать за ее легкими, грациозными движениями. Девушке это так понравилось, что она наконец преодолела застенчивость – перед всеми, кроме Чарли. Слыша от остальных грубоватые комплименты, она, качнув головой, отшучивалась; но похвалы Чарли были слишком сладостными для ее сердца, и она не могла реагировать на них так же. И чем сильнее очаровывал ее моряк, тем больше она сторонилась Филипа, который не делал ей никаких комплиментов, а лишь следил за ней недовольным, тоскливым взглядом; вспоминая, каким чудесным было предвкушение этого вечера, он ощущал, что душа его с каждым мгновением все сильнее наполняется желанием воскликнуть, что жизнь есть лишь суета сует.

Пришло время игры в фанты. Опустившись на пол, Молли Брантон положила лицо на колени своей матери; та принялась доставать фанты один за другим; демонстрируя их собравшимся, она повторяла заученные слова:

– Красивую вещицу держу в руке не зря: как поступить хозяину? Скажите мне, друзья.