Впрочем, с течением дня мысль о том, чтобы перенести визит в Хэйтерсбэнк на следующий вечер, перестала казаться Хепберну такой уж неприемлемой. В магазин вошел Чарли Кинрейд вместе с Молли Брантон и ее сестрами; и хотя они пришли за товарами, которыми торговала Эстер, а у Филипа с Коулсоном хватало своих клиентов, острый слух Хепберна уловил разговор девушек. Насколько он понял, Кинрейд пообещал кузинам новогодние подарки, за которыми они и явились; продолжая прислушиваться, Филип узнал, что на следующий день Кинрейд отправлялся обратно в Шилдс: он приехал лишь для того, чтобы встретить с родственниками Новый год, после чего должен был вернуться на корабль. Все они беседовали так весело и беззаботно, словно его приезды и отъезды не имели никакого значения ни для Чарли, ни для его кузин. Молодых женщин волновала лишь покупка приглянувшихся им вещей; Кинрейд же, как показалось Филипу, больше всего стремился порадовать самую юную и красивую из них. Хепберн следил за ним с некоторой завистью к его подкупающей галантности, столь типичной для моряков. Если бы Сильвия относилась к нему так же, как и он к ней, Филип мог бы даже восхититься красивой, мужественной внешностью гарпунера, его доброжелательностью и готовностью одарить улыбкой каждого незнакомца, от мала до велика.
Уже собираясь покинуть магазин, Чарли и его спутницы заметили Филипа, вчерашнего гостя, и подошли к прилавку, чтобы пожать ему руку, – в том числе и Кинрейд. Прошлым вечером Филип и подумать не мог, что между ними возможен столь дружеский жест, – и, должно быть, на его лице отразилось некое сомнение; в памяти Кинрейда промелькнуло нечто вроде смутного воспоминания, и его обращенный на Филипа взгляд на мгновение стал пристальным. Несмотря на все старания Хепберна, во время рукопожатия его лица словно бы коснулась тень: его выражение не изменилось, однако умиротворение будто покинуло его.
Молли Брантон о чем-то заговорила, и Филип с радостью повернулся к ней. Она спросила, почему он удалился так рано, ведь после его ухода праздник продолжался еще четыре часа, и ее кузен Чарли (к которому Молли обернулась, произнося эти слова) танцевал хорнпайп[42]
среди расставленных на полу тарелок.Филип едва помнил, что сказал в ответ: упоминание об этом сольном танце сняло с его сердца тяжкий груз. Теперь он мог улыбаться так свободно, как только способен серьезный человек вроде него, и с готовностью вновь пожал бы Кинрейду руку, если бы это потребовалось; Филипу казалось, что человек, испытывавший к Сильвии хотя бы долю тех чувств, которые испытывал к ней он сам, просто не смог бы с такой легкостью продолжать веселиться в компании, которую она покинула, и уж точно не стал бы отплясывать хорнпайп – ни по собственному почину, ни по чьей-то просьбе, ведь мысль об ушедшей Сильвии сделала бы тяжелыми не только его ноги, но и душу; Филип считал, что таковы все мужчины.
Глава XIV. Партнерство
К тому времени, когда на улице стемнело, а клиентов, приходивших за новогодними покупками, стало меньше, сомнения Филипа по поводу того, стоит ли составить Коулсону компанию, развеялись. Теперь он был более спокоен насчет Сильвии, решив, что визит к ней можно и отложить; вдобавок пожелание нанимателей следовало исполнить, а приглашение в дом Джеремайи было слишком большой честью, чтобы отказаться от него ради чего-либо, кроме помолвки. К тому же у Филипа были большие деловые амбиции. Глупо было бы упустить шанс продвинуться к второй самой важной цели в своей жизни, от достижения которой, помимо всего прочего, зависела и первая.
Итак, закрыв магазин, двое молодых людей отправились по Хай-стрит за реку, к дому Джеремайи Фостера. На мосту они на мгновение остановились, чтобы вдохнуть после рабочего дня свежего морского воздуха. Темный поток струился, полнясь водами питаемых снегом ручьев на холмистых пустошах. Сгрудившиеся в кучу дома старого города казались скоплением белых крыш на фоне еще более белоснежного склона. В домах и на стоявших в гавани судах мерцали огоньки.
Воздух, становившийся холоднее, был неподвижен – настолько, что далекие звуки казались ближе: грохот повозки по Хай-стрит, голоса на борту какого-то корабля, хлопанье ставней и дверей в новой части города, куда Хепберн с Коулсоном направлялись. Впрочем, в морозном воздухе висели замерзшие соляные кристаллики – крохотные крупинки морской соли, обжигавшие губы и щеки своим холодным прикосновением. Задерживаться прямо посреди долины, продуваемой ледяными ветрами с северных морей, было бы неразумно. К тому же двух молодых людей ждала непривычная честь отужинать вместе с Джеремайей Фостером; Джеремайя уже приглашал их к себе по отдельности, но вот вместе они к нему еще никогда не ходили, а потому чувствовали, что намечается нечто серьезное.