Поколение пустыни. Москва — Вильно — Тель-Авив — Иерусалим

Мы украсили пальмами белые залы,
Мы портрет увенчали Вождя.
Луч зари угасал, просветлённый и алый,
Как прощальный привет, уходя.

Гулко колокол грянул, и радостным звоном

Он сзывает на праздник селян.
Опускается ночь над селеньем бессонным,
Горы скрыл, как завеса, туман.

Там, вдали, у подножия гор Иудейских

Древний Гезер в загадочной тьме,
Дальше дремлют остатки могил Маккавейских,
Спит веками Модин на холме.

Мы на праздник сошлись. В память дней Маккавеев

Ярко вспыхнув, зажглись огоньки,
Но они, тени жуткие ночи развеяв,
Не развеяли в сердце тоски.

Грустен праздник наш был. В тусклых звуках веселья

Дрогнул стон зарыдавшей струны.
Неотступно мерещился мрак подземелья
Незабытой далёкой страны.

Нам мерещился север угрюмый и снежный,

Ширь равнин в ледяных кандалах,
Нам мерещился ужас холодный, безбрежный,
Затаившийся в тёмных углах.

Там глумится над Богом, над братской любовью

Обезумевший зверь-человек,
Нам мерещился детской горячею кровью
Обагрённый, забрызганный снег.
Там борцов-Маккавеев пигмеи-потомки
Умирают скорбя, как рабы.
Тут их жизни и славы забытой обломки,
Скорбный памятник древней борьбы…

Гроза

Всю ночь гудели вади
И молнии во мгле,
Как огненные пряди,
Метались по земле.

И скованные громы

Взрывали кандалы…
Вдали катили громы
С трепещущей скалы

Тяжелые громады

Грохочущих лавин,
И содрогались гряды
Встревоженных вершин

Огонь стрелы свергался,

Вонзаясь в ночь долин,
И дольний мир рождался
Из дрогнувших глубин,

И разверзались бездны

Под грозовой напев…
Но миг — и мрак беззвездный
Закроет жадный зев…

Всю ночь, немолчно вторя

Разгневанным громам,
Тревожный грохот моря
Катился к берегам.

И набегал упорно

До напряжённых скал,
И хаос бездны чёрной
Метался и роптал.

Пусть вьются стрелы молний,

Справляя яркий пир!
Бушуй, гроза, исполни
Смятеньем диким мир.
В порывах грозных гнева
Грядущий день готовь,
Для нового посева
Огнём взрыхляя новь!.

У развалин Бетара

Ф. Я.