Как зорко ни следил бы за собой человек, он все-таки не в силах будет понять себя. Однако человек в состоянии понять другого человека, с которым у него есть сходство, но кто все-таки не совершенно сливается с ним и с кем у него столько же общего, сколько и противоположного. Итак, понять человека – значит иметь в себе и этого человека, и его противоположность.
В человеке всегда должно быть заключено два противоположных существа, чтобы он мог дойти сознанием хотя бы до одного члена этой пары. Это доказывает физиологические выводы «учения о цветном ощущении глаза». Нет человека, который мог бы воспринять синий цвет, если он не воспринимает желтого, и субъект, не различающий красного цвета, не в состоянии также различать и зеленого.
Этот закон – основной закон сознания – применим ко всей духовной жизни. Так, например, веселый человек скорее поддается грусти, чем человек ровного настроения, а меланхолика часто спасает какая-либо мания. Чем больше в человеке таится различных типов и их противоположностей, тем лучше умеет он распознавать мысли и чувства людей. Нет такого гениального человека, который вместе с тем не был бы выдающимся знатоком людей. Гениальный человек часто после первого взгляда в состоянии охарактеризовать среднего человека. Но у большинства людей различно развиты интересы. Один знает и понимает всех птиц, а другой с раннего возраста уделяет особенное внимание цветам; одного потрясают нагроможденные теллурические осадки (Гете), другого – звездное небо (Кант); один понимает только море (Беклин), другой – горы (Ницше). У каждого, без исключения, есть что-либо в природе, к чему он чувствует больше склонности и что больше всего понимает. Поэтому ясно, что у гениального человека должны соединиться все эти влечения и склонности, так как он вмещает в себе много разных типов.
Такой человек лучше других может понять и измерить окружающее, ему не чуждо не только ничто человеческое, но и ничто такое, что связано с природой. Из этого, конечно, следует обостренная чувствительность, которую, однако, не надо видеть в наружных свойствах, то есть в обостренных слухе или зрении, но внутренне – в восприимчивости ко всяким различиям.
Гениальное сознание стоит вдали от состояния гениды, ему присущи ясность и яркость. «Ж» не может быть гениальной, так как гениальность является некоторой степенью высшей мужественности. Это вытекает из последовательного применения вывода предыдущей главы, что «М» живет сознательнее, чем «Ж». Вывод этот, в применении к настоящей главе, заканчивается общим положением: гениальность представляет более общую, а потому и высшую сознательность. Но интенсивная сознательность возможна только при богатом совмещении противоположностей в одном и том же человеке. Вот почему универсальность является признаком гения.
Гениев «математических» или «музыкальных» не бывает: гений – универсален. Определить понятие гения можно, сказав, что это человек, знающий все, не изучая ничего. Опять-таки это «всезнание» не следует искать в теориях и системах; художнику знания цвета воды не получить путем изучения оптики, и ему не нужна характерология, чтобы нарисовать законченный образ человека.
Чем гениальнее человек, тем более продуманно отношение его к людям и ко всему окружающему его. Когда говорят о гениях в какой-либо специальности, попросту смешивают талант и гений. Например, музыкант, если он гениален, в состоянии своим миром звуков так же точно охватить весь внутренний и внешний мир, как поэт или мыслитель. Таким гением был Бетховен.
Талантов много, но гений один. У проявлений гениальности есть нечто общее, независимо от различий проявления ее у художника и музыканта, философа и поэта. Талант, благодаря которому раскрываются истинные духовные свойства человека, является более случайным, чем это кажется; в узкой перспективе, в которой обыкновенно производится художественно-философский анализ, значение его переоценивается. Не только различия дарований, но и мировоззрения и склонности не считаются с границами искусства, а стирают их. И поэтому интересны следующие сходства: Бах и Кант, Карл Мария Вебер и Эйхендорф, Беклин и Гомер.
В гениальности, которая, несмотря на частые глубокие различия, всегда остается одной и проявляется повсюду, женщине нет места. Вопрос о том, бывают ли кроме художественных и философских гениев еще и гении чисто научные и чисто практические, будет разрешен лишь в одном из позднейших отделов, но все-таки надо уже и теперь сказать, что вообще эпитет «гениальный» требует большой осмотрительности. Если мы захотим постигнуть сущность и понятие гениальности, то не раз еще представится нам возможность доказать, что женщина должна быть признана лишенной черт гения.
Здесь можно коснуться первоначальных соображений этой главы: женщина далека от всякого понимания гениальности, за исключением тех случаев, когда понимание ее направлено на мужчину, тогда как мужчина встречает это явление с глубоким чувством, прекрасно описанным в мало понятой книге Карлейля «Обожание героев».