Вчера с ребятами ходила за черникой. Испытала восторг, увидев поляну, усыпанную ягодами, крупными, блестящими, а такими вкусными – так бы ела и ела…
Вернувшись домой, перебрала, что в корзинке осталось, рассыпала в сенях на дерюжке, чтоб проветрились. Выпустила козлят на прогулку, угостила их ягодами, вмиг слизнули – губа не дура!
Сегодня они вели себя спокойнее, не носились как угорелые. Вспомнила, что дверь в сени открыта, а рядом, во дворе, гуляло куриное семейство. Надо дверь закрыть, чтобы в сени не зашли. И вовремя спохватилась: самая шустрая хохлатка уже на ступеньках.
Прошла в избу воды попить. Вернулась – Манька у завалинки, Ваньки не видно. Куда подевался? И слышу, будто кричит он, но звук – как из подземелья. Я к колодцу, он рядом с домом стоял, а крышка на нём открыта. Со страхом заглянула внутрь: в глубине что-то плескалось и донеслось слабое «ме-е». Меня прожгло: Ванька там!
– Помогите, помогите, – в отчаянии кричала я.
Нинка Сонечкина побежала в контору, вскоре пришёл дедушка с рабочим. Но раньше их оказались у колодца Вова и Петя Фёдоровы, жившие по соседству. Было им лет по шестнадцать, по моему восприятию – взрослые дяденьки. Баба Настя говорила о внуках тёте Марусе:
– Бог нам их дал, безотказные, по хозяйству помощники. С меня что взять? Я с костылём не помощница, спину разогнуть больно: сорвала, мешки таская. Дочка на работе целый день. А я ночи не сплю, молю Царицу Небесную, чтоб война быстрее кончилась, чтоб на войну ребят не взяли. Хватит того, что сыновья воюют – тревога сердце рвёт…
Свою помощь предложил Вова:
– Иван Васильевич! Я слазаю, мы прошлым летом с Петькой из этого колодца кошку достали.
Но дедушка Вову остановил:
– Не торопись. Вот Миша вызвался, а мы ему поможем.
Миша встал в ведро, дедушка и ребята осторожно спускали его вниз. Время будто остановилось, потом донеслось:
– Поднимай!
Операция успешно закончилась: Миша с Ванькой извлечены из западни, жертвой которой стал козлёнок.
– Спасибо, Миша, спасибо, мальчики! Я в долгу не останусь.
Дедушка взял меня за руку:
– Деточка, пойдём домой.
– А как же Ванька? – прошептала я.
– Его Миша похоронит.
Вечером я отказалась от ужина и, уткнувшись лицом в подушку, оплакивала козлёнка. Уже сквозь сон услышала слова тёти Маруси:
– Бедная девочка! Тяжело ей будет в жизни с такой ранимой душой…
Утром тётя Маруся протянула бутылку:
– Риточка, отнеси бабе Насте растирку, только не разбей.
В целости и сохранности доставила зелье по назначению. Баба Настя захлопотала:
– Милка ты моя, сейчас сушёной свёколки насыплю, прими – с чаем больно хорошо.
– Спасибо, не надо! А то тётя Маруся заругает: гостинцы брать не велит.
В избу зашёл Петя.
– Петь, не знаешь, где Ванькина могила?
– Не знаю, его Миша унёс.
– И где этот Миша? Как сквозь землю провалился…
У нас с Валей начиналась новая жизнь: станем первоклашками. Из своих запасов тётя Маруся достала отрез тёмно-синей шерсти и сшила нам по платью.
– Дайте-ка я полюбуюсь на вас. Какие вы хорошенькие и совсем-совсем большие!
Мы с двух сторон кинулись обниматься и целовать нашу благодетельницу. Казалось, что на всём свете мы самые нарядные и счастливые.
Школа находилась в шести километрах от деревни. Все умещались в одной телеге, устланной душистым сеном. Впереди сидел дядя Костя и управлял Красоткой. Она ровно бежала по дороге, окружённой плотной стеной елей и сосен. Лес таинственный, бескрайний, а воздух пропитан терпким ароматом смолы. Иногда в пути Красотка останавливалась, и мы рассыпались по кустам. В желтеющей траве я выбирала зелёные былинки и подносила их Красотке. Считала её почти своей, дедушка ездил на ней на объекты, где шли лесозаготовки, и, бывало, брал меня с собой. В одну из поездок знакомый рабочий «порадовал»:
– Спасибо тебе, Рита! Хорошего козлёнка вырастила, такой вкусный…
Потрясённая услышанным, я спросила:
– Так вы его съели? – и возненавидела эту довольную рожу.
На обратном пути дедушка меня успокаивал:
– Не верь ему, пошутил он!
Хотелось бы не верить, но появилось сомнение в правдивости слов дедушки.
Как обычно, я выпустила Кузьку на прогулку, и он привычно подрывал угол амбара. Пытаясь воспрепятствовать его диверсии, не могла сдвинуть поросёнка с места. Подошла Валька, оценивающе посмотрела на Кузьку:
– Вон как налился, как на дрожжах растёт. На Красную горку с мясом будете. Угостишь печёнкой?
– Ты что? Кузьку нельзя резать – он всё понимает.
– А тебя не спросит никто. Для чего тогда скотину держать?
– Сама ты скотина! Я больше с тобой не хочу водиться.
– Чудная ты. Хоть кого спроси, тебе то же скажут!
Всё-таки неправильно устроена жизнь. Вот и тётя Нюра кошку Мурку утопила в речке. Валька показала место, где она колыхалась на дне с камнем на шее, ещё не унесло течением. Бедная Мурка, она по чугункам лазила, потому что голодная была. Увидев, что я поставила у печки блюдце с едой, хозяйка сказала:
– Кто ж в деревне кошек кормит! Нечего баловать, пусть мышей ловит – уже стаями ходят.