Поле жизни

И к тёте Марусе в немилость попала. Недавно дедушка принёс три живые рыбины, они ещё хвостами били. Так кошка одну схватила и побежала. Погнались за ней, Мурка с добычей под амбаром спряталась. Долго не вылезала, а потом несколько дней на глаза не показывалась.

– Наверно, объелась и умерла, – предположила я. С Валей поделилась своей догадкой, она только засмеялась:

– Ты что? Она умная: знает, что попадёт. Где-нибудь затаилась. Считай, подписала себе смертный приговор…

С Валей я сидела за одной партой. В школе нравилось. Учительница Елена Ивановна добрая, не сердится и на доске красиво пишет.

– Тебе хорошо, ты уже читать умеешь, а я буквы ни в жисть не запомню, – печалилась подружка.

– Научишься, я тебе помогу.

Часто вспоминала папу, читали мы с ним книжки, ходили в театр и музей. Не хотелось верить, что больше его никогда не увижу. А может быть, что-нибудь напутали в бумагах и он жив? Украдкой писала ему письма и в каждом рисовала букет ромашек с жёлтыми серединками.

На день рождения дедушка подарил мне пять цветных карандашей и стёрку. Карандаши яркие, на них непонятные буквы поблёскивают – красота, глаз не оторвать. В классе ни у кого таких не было. Кто желал, тому давала в руках подержать и порисовать. Валька ревниво следила, как карандаши расходятся по рукам:

– Много не раскрашивайте, только маленько, а то ничего не останется…

И однажды, придя с переменки, я не нашла их в сумке. Заглянула в парту, пошарила по полу – нигде не было. Дождавшись конца урока, я сказала Елене Ивановне о пропаже.

– Дети, задержитесь, вероятно, кто-то из вас забыл Рите отдать карандаши. А сейчас их надо вернуть.

Все затихли.

– Кто взял – отдай, – выкрикнул Коля-большой, – Рита не жадина, порисовать давала. Вот у меня нет, – вытряхнул свой мешок.

Другие ребята потянулись к сумкам, следуя его примеру.

– Дети, остановитесь, проверять не будем. Подождём до завтра: утро вечера мудренее. Я уверена, что карандаши найдутся, вы все хорошие ребята.

Вечером дедушка спросил:

– Ты что печальная, не заболела?

– Карандаши потеряла.

– В классе пропали, – уточнила тётя Маруся. – Но самое главное – с учительницей повезло, оказалась приличным человеком: запретила проверять сумки, не унизила человеческого достоинства невиновных детей, хотя они этого, может, не осознали. Из подобных моментов формируется свободная личность.

– Философ ты наш, – улыбнулся дедушка, – я с тобой абсолютно согласен.

– Надо спросить, кто такой философ, – подумала я, засыпая.

Утром в школе меня ждал сюрприз: подняла крышку парты, увидела свёрток.

– Валя, что это?

– Давай посмотрим.

Я развернула – карандаши и стёрка.

– Ура!

Кто-то исправил свою ошибку, а кто именно, так и осталось тайной.

Я, не имея жизненного опыта, понимала, что мои родные по разговору, поведению отличаются от людей, живущих в деревне. Уже давно меня никто не обзывал буржуйкой, и отношение к нам было доброжелательное. Как-то услышала разговор тёти Маруси и хозяйки:

– Мария Ефимовна, как хорошо вы готовите и как много умеете.

– Нюра, в детстве я жила как в раю, всему научилась в родительском доме, да и в гимназии были уроки по домоводству. Мы с сестрой – близняшки, так друг перед другом старались, у кого лучше получится. А результаты одинаково успешны: всегда были первыми в учёбе, музыке, танцах. Счастливая, невозвратная пора.

– Я сразу поняла, что вы не такие, как мы. Повезло вам, а мне и вспомнить нечего: без радости жила, одни заботы да работа. А теперь одиночество: сколько мужиков погибло, а детей нам, бабам, поднимать.

Вот почему тётя Нюра грустная: у неё жизнь тяжёлая и скучная. Жалко её…

Недавно из Москвы приезжали ревизоры, сидели неделю в конторе, бумаги проверяли. Вечером в доме пахло валерианкой: у дедушки болело сердце. Зря переживал – ему записали благодарность за работу.

– Маруся, завтра у нас гости, ты уж встреть их так, как только ты умеешь.

– Не беспокойся, не подведу.

И началась варка-жарка. В русской печке в чугунке поспевала куриная лапша, от её запаха я сглатывала слюнки. Правда, есть её не могла, догадываясь, что в чугунок угодила серенькая курочка: заметила во дворе знакомые пёрышки. Я чистила картошку и тёрла её на крахмал. И вскоре в большой кастрюле остывал кисель, а на столе красовалась картофельница с румяной корочкой.

– Рита, достань огурцов и грибов.

Я быстро спустилась в подпол, открыла крышки бочек. И вот они – красавцы огурчики, хрустящие, в пупырышках, и рыжики в ветках укропа, благоухающие ядрёным ароматом приправ.

К обеду хлопоты закончились. Стол накрыт, содержимое блюд такое соблазнительное, я уже кое-что чуть попробовала, не удержалась.

Вскоре пришёл дедушка с двумя мужчинами. Один из них высокий, на вид серьёзный, а у другого глаза весёлые, добрые. Они представились:

– Владимир Николаевич.

– Александр Васильевич.

– Иван Васильевич, познакомьте нас с вашими прекрасными дамами, – улыбаясь, сказал весёлый.

– Прошу любить и жаловать: Мария Ефимовна и Маргарита – моя семья.

– Маргариточка – цветочек, рано в поле расцвела, – нараспев произнёс Александр Васильевич.