Поле жизни

Недавно я проезжала Южную Моравию, чтобы посетить Вену. Поездка по времени продолжительная. Ровная дорога, по бокам ухоженные массивы полей, ели в соседстве с соснами, вкрапления берёз. Аккуратные поселения, похожие на уютные городки. И вспоминаются ушедшие в небытие русские деревни, исчезнувшие океаны лесов, когда-то дарившие планете хмельную свежесть смолистого настоя. Мысленно восстанавливаю события лета сорок пятого.

Вездесущая Валентина сообщала новости: кто из фронтовиков вернулся, в чьём доме готовятся к свадьбе.

– Мою Лёлюшку просватали, жениха дождалась. Её Борис приехал: чуб кудрявый, на гимнастёрке столько медалей – вылитый герой!

А тётя моя – ударница, трудодней заработала – со счёту собьёшься. И собой красивая, а коса до пояса. Как-то мы искупались в речке, волосы мокрые, не знали, как с ними справиться. Так она ножницами, что овец стригут, толстенную прядь отхватила и нипочём: на голове у неё что овин! И добрая она: меня и Генку любит.

А бабушка Агафья как чужая, особенно после того, как похоронка на папу пришла. Это не хотела она, чтобы её сын маму взял в жёны, потому что из бедной семьи. А ты видала, какой у них богатейший дом? Ладно, наплевать на Агафью, мы придём с тобой на гулянье, на печку залезем, оттуда всё видно будет. Мамка наказала картошки подрыть целую плетушку. Я Лёлечке отнесу, пригодится.

Мы выполнили наказ тёти Нюры. Валька на правах родственницы выбрала на печке стратегически удобную позицию, и мы все глаза проглядели на молодых.

– Словно Марья-царевна и Иван-царевич, как в сказке! – восхищалась я.

А мы со дня на день ждали приезда Оли и Юли, дочек дедушки. Приехали утром. Сквозь сон услышала радостные возгласы. Открыла глаза: дедушка плакал, крепко прижимая дочек к груди:

– Крошки мои, слава богу, вернулись!

– Ничего себе крошки… Вон какие сёстры у мамы, она им по плечо…

– Ритуха, как выросла, не узнать!

От бурного проявления родственных чувств я растерялась, опасаясь, что зацелуют меня тёти.

– Отпустите племянницу, совсем заробела, – вмешалась тётя Маруся.

Мне польстило их внимание: тётушки геройские, воевали. На сундуке приметила гимнастёрку с орденами и медалями. В душе надеялась: раз тётя Юля морячка, значит, привезла мне кораблик, наверно, голубой. Но где же морская форма? И кораблика не видно… Он, возможно, в сумке, – успокаивала себя.

На следующий день дедушка отправился в контору в нашем сопровождении. Мне хотелось, чтобы по пути встретилось побольше знакомых. Пусть все увидят дедушкиных дочек…

У колодца с полным ведром стояла тётка Василиса.

– Ну и дочки у тебя, Иван Васильевич: одна другой краше, – она перекрестилась (я забеспокоилась: говорили, что у неё дурной глаз). – А ты, видно, Богу угодил. Вернулись с фронта не увечные. Мой-то разъединый Ваня убитый. Каково мне?

– У меня, Валя, дочка погибла. Упокоилась, в братской могиле на Ленинградской земле. Так что не завидуй.

Вечером за самоваром я внимательно слушала, о чём говорили взрослые. Вспоминали родных. Дядя Витя, лётчик, и тётя Валя, военфельдшер, погибли на Ленинградском фронте. Называли ещё имена родственников, которых я не знала. Тётю Юлю слушала, затаив дыхание.

– Вы знаете, что я поступила в Архангельское мореходное училище на специальность «штурман». Хоть и считается, что не женское это дело, я стремилась осуществить свою мечту. Летом сорок первого проходила практику на Чёрном море, откуда началась моя одиссея. Пешком и на всех видах транспорта добрались до Архангельска. Стремилась на фронт. 19 декабря 1942 года зачислили матросом 1-го класса на «Шексну» – торговое судно, оснащённое вооружением, необходимым для обороны. Город бомбили, налётам подвергались и корабли. Нас как-то пронесло, уцелели.

Под новый сорок третий мы вышли из Мурманска. Возили продукты, боеприпасы – американскую помощь по ленд-лизу. Пережили жестокие бомбёжки. Радист принимал сигналы SOS – это погибали наши товарищи моряки. Затем мы пошли в Англию. Останавливались в Исландии, Норвегии, на полгода бросили якорь в Англии: предстоял капитальный ремонт судна. Потом достаточно долго пробыли на Кубе. В тропиках тосковали по русской зиме: от палубы веяло раскалённой топкой. В таких условиях несла службу команда возрастом от восемнадцати до тридцати лет.

– Юленька, что вы пережили! Если представить, что под тобой бездонная пучина, от страха умереть можно, – ужасалась тётя Маруся.

– Конечно, выпадали моменты смертельной опасности, и становилось страшно. В группе судов мы возвращались с грузом во Владивосток. В Тихом океане подверглись атаке вражеских самолётов. Можно сказать, что побывали в аду… – голос тёти Юли дрогнул:

– В тот день я потеряла свою любовь – капитана Сашу Носкова. Мы видели, как его судно, охваченное огнём, исчезло в кипящих волнах. Сейчас бы приехали вдвоём: во Владивостоке хотели расписаться. Тогда вышел указ об отчислении девушек из мореходных училищ с правом поступления в техникумы. Не сбылась моя мечта плавать штурманом. А как жить на суше – не знаю…

Подарки тётя Юля привезла, но кораблик остался в моих мечтах.