Поле жизни

– Уважьте мою просьбу: примите два кольца. Не хочу, чтобы попали в чужие руки. Пусть будут напоминать обо мне – представительнице купеческого рода Вавулинских. Мы потеряли всё, как и ваш папа. Очень жаль – он останется без меня. Не забывайте Ивана Васильевича!

Вскоре, в разгар весны, дедушка получил известие о критическом состоянии жены. Передав дела заместителю, поехал в больницу. Тётя Маруся уже скончалась, не приходя в сознание. Дедушка был безутешен в скорби, но его ждал ещё страшный удар.

Заместитель не смог правильно организовать и провести сплав леса, образовался затор – чрезвычайное происшествие районного масштаба. Дедушку вызвали телеграммой и по приезде арестовали. Следствие припомнило все его «грехи», в том числе что он сидел как «классово-враждебный элемент». В происшедшем со сплавом усмотрели преднамеренное вредительство и преступную халатность. Был осуждён с конфискацией имущества, хотя и брать было нечего.

В голодный сорок седьмой год, залезая в долги, мама и тётя Юля собирали посылки для дедушки. Уже во второй раз их отец оказался на тюремных нарах. Может, по хлопотам дочерей или благоприятному стечению обстоятельств его выпустили раньше срока по возрасту. Чаша страданий испита им до дна, и вскоре иссякли его последние жизненные силы.

Рассматриваю дедушкины фотографии, читаю письма и понимаю, какое счастье выпало мне жить рядом с ним – сердечным, умным, образованным, трудолюбивым человеком. Как много пользы он мог бы принести родине профессиональными знаниями, организаторскими способностями. Мученик, один из миллионов ему подобных. Им выпала одинаковая по своей беспощадности трагическая судьба.

Загляните в семейный альбом…

Письма отца из страшного сорок первого… Каждый раз, прикасаясь к пожелтевшим ветхим листочкам, возвращаюсь в ту пору, когда ещё все были живы. Это не забывается.

Мы провожали эшелон на фронт июньской ночью. Я, пятилетняя, крепко обняла папу и, когда объявили посадку, вцепилась в него:

– Возьми меня, возьми меня с собой, – бежала по перрону и громко кричала…

И вот первая открытка с фронта: «Дорогие мои, как вы дошли домой? Мы сейчас в Ржеве, едем дальше. Час ночи. Буду писать. Купи дрова на зиму – деньги я вышлю. 29.06.41».

Строчки из другой весточки: «Нахожусь в восьмидесяти километрах южнее Смоленска. 14.07.41».

И последняя: «Подъезжаем к Смоленску. Береги себя и Риточку. Немцев разобьём. 19.07.41».

А потом извещение: «Пропал без вести». И связь оборвалась на пять лет.

С папой

Мы пережили эвакуацию, бомбёжки, голод. Надежда, что папа вернётся, поддерживала силы. Помню, как женщины из нашего дома ходили гадать к благообразной старой даме «из бывших». При свете коптилки она раскладывала карты, наливала воду в стакан с обручальным кольцом, пристально вглядывалась, а потом радостно выдыхала: «Жив! Я его вижу!» Все расходились благодарные и счастливые.

А папа действительно оказался жив, испытав ужасающие муки плена. Вот отрывок из его письма 1945-го: «Дорогие мои! Очень обрадовался, что вы живы. Все пять лет я думал о вас, Анечка и Риточка. Как вы живёте, как здоровье? Я, когда узнал от Серафимы, что вы живы, всю ночь не мог заснуть от радости.

На фронте в районе Смоленска я служил в 73-й дивизии воентехником первого ранга в должности помощника начальника арт. снабжения дивизии. С фронта посылал письма, деньги, аттестат. В августе сорок первого оказались в окружении и 4 сентября попали в плен.

Сначала нас держали в лагерях Польши, а потом перевезли в Германию. Всё время морили голодом, люди умирали тысячами от истощения и болезней.

Нас освободили из плена в апреле сорок пятого. Больных поместили в госпиталь. Я не мог двигаться, несколько месяцев температурил. Вся моя болезнь – истощение и простуда. Госпиталь скоро должен переехать на родину. Всё время об этом говорят и ждут эшелонов для погрузки. Мне так хочется скорее увидеть вас!

Риточка, ты уже большая. Когда мы прощались, ты была маленькой. А теперь я приеду и не узнаю тебя. Платочек, которым я вытирал тебе слёзы при прощании, сберёг и в плену, он мне помог выжить. Как ты живёшь? Как только я приеду домой, то опять, как и раньше, будем читать с тобой книги и ходить в филармонию.

Я живу в госпитале, в палате десять человек, только и говорим об отъезде. Часто вижу вас во сне. Когда проходит по улице женщина с девочкой, нестерпимо хочу к вам».

Папин платочек