Поле жизни

Быстротечна июльская ночь,
Когда лето на самой макушке.
Сладок детства счастливого сон,
Зайка с мишкой лежат у подушки.

В нашем милом семейном мирке

По-хозяйски любовь управляет.
На душе и тепло, и светло,
Сердце детское горя не знает.

Почему-то сегодня с утра

Непривычно печальная мама.
Почему побледнела лицом?
– Распишитесь, для вас телеграмма!

Я в тревоге: ведь знаю – война,

И мужчины на фронт уезжают.
Папы нет. Он уехал весной,
Он курсантов своих обучает.
Папа умный такой, инженер,
Очень много про технику знает!

– Ты, дочурка моя, подремли:

Ночью поезд с тобой мы встречаем.
У него остановка в пути,
Папу мы на войну провожаем.
В ту далёкую ночь весь Калинин не спал:
На перроне народ эшелон ожидал.
Вот его остановка.
Последний вагон.
– Папа, родненький, милый!
Мама! Вот он! Вот он!

Столько горя и слёз древний город не знал:

Он любимых своих от себя отрывал.
И в прощальном объятье трепещущих рук –
Как знаменье сегодняшних, будущих мук…
Папа белым платком слёзы мне вытирал:
– Посмотри-ка: пол-Волги платочек собрал.
– По вагонам, вагонам!.. Толпа замерла,
И, казалось, от горя душа умерла.

Застучали колёса. Начало пути.

Путь кровавый и долгий
как с честью пройти?
Ах, дорога, дорога! Куда ты идёшь?
Ты к бесчестью и плену
отца приведёшь.

На Смоленской земле

в окруженье попал
И в фашистском плену
муки ада познал.
Много разных бараков
пришлось поменять,
В стенах – щели и ветер,
а нары – кровать.
И эсэсовцев рык:
– Швайн, немного пожрать! –
И очистки по полу:
– Кто хочет сдыхать?

Люккенвальд, Люккенвальд

нас собрал погибать.
Рядом смерть, безысходность,
где Родина-мать?
Отвернулась,
пленённый – предатель, подлец,
И ему уготован
терновый венец.

А в бараке на нарах отец умирал

И к бескровным губам мой платок прижимал…

Папа вернулся летом сорок шестого. И хотя это был незнакомый усталый человек с тощей котомкой за плечами, я узнала глаза родного долгожданного папы. Но недолгим оказалось счастье. Вскоре он ушёл из жизни: закрытая форма туберкулёза превратилась в открытую. Война второй раз отняла у меня отца, осиротила меня и маму.

Теперь я знаю, каким незаурядным он был. В его судьбе отразилась история поколения: рабфак, институт, академия наук, научные труды, самобытные рассказы в журналах – война всё перечеркнула. Яркое начало без счастливого продолжения…

Трое однокурсников и подпись на обороте

И вновь снимок в семейном альбоме: три друга – студента МИИТ (первый справа – мой папа), соответствуют известной поговорке, указанной на обороте фотографии «рыбак рыбака…». О дальнейшей судьбе папиных друзей ничего не известно, напоминает о них фотография и почерк. Кстати, почерк тоже у всех одинаков: красивый каллиграфический, грамотный, с удивительно ровным наклоном и линиями букв, что говорит о характере этих молодых интеллигентов – чистых, стойких, готовых строить прекрасное будущее…

Недавно встретила в одном тексте впечатлившую меня фразу просветителя Томаса Джефферсона: «Забота о человеческой жизни и счастье, а не об их разрушении – это первая и единственно законная задача хорошего правительства». Есть, о чём задуматься, особенно после прочтения этой документальной книги.

Золотые шары

Дети войны