Полет к солнцу (СИ)

— Мутит? Привыкай, Блэкам можно то, что нельзя другим, — она поставила перед ним чашку цикория. — На первом курсе, еще в сентябре, этот Сириус, когда в выходные все гуляли у озера, снял штаны с магглорожденного хаффлпаффца. Наши ребята вступились и поколотили его… Сколько вы потом не могли сидеть, мальчики? Недели две?

Малкольм неопределенно дернул плечами, Патрик хохотнул:

— Несколько дней мы валялись в Больничном крыле, так что сложно сказать. Спэрроу тогда был моложе и сильнее. Но понадобилось еще несколько случаев, чтобы мы перестали перечить директорскому сынку.

— Да, — подхватила Анджела. — И с тех пор он распоясывался все больше, а когда курсе на третьем залез в Запретную секцию и выучил несколько темных заклинаний, нам совсем житья не стало. И не только нам. Он приходил на кухню и пытал тамошних эльфов Круциатусом, а однажды наколдовал лед на ступеньках Астрономической башни. Профессор Корнфут, видите ли, изволил невысоко оценить его способности.

— Старик чуть не свернул себе шею, — добавил Патрик. — Вот после того случая Сириуса послали все же к завхозу. Учителя — это власть, а Блэк не допустит, чтобы на власть покушался даже его собственный сын. С тех пор он присмирел и отравляет жизнь только другим змеям.

— Пусть отравляет, их не жалко, — заключила Анджела с чувством.

Альбус обернулся к слизеринскому столу. Сириус с важным видом читал газету, отпуская комментарии, несколько первокурсников слушали его с раскрытым ртом. Элла и Геспер о чем-то шептались. Джозеф сидел в стороне от остальных. Его лицо снова приобрело обычный неприятно-бледный цвет, вновь выступили коричневые веснушки, усеивавшие его щеки. Странно, но веснушки у него были при темных волосах — всегда в налете, будто немытых… А сам худенький, мантия поношенная. На Элфиаса похож.

С Элфиасом на трансфигурации все-таки удалось помириться. Ворчал, конечно, сначала, отворачивался. Пришлось пару раз превратить его пергамент в лепешку, выгрести конфеты из карманов и раз десять повторить, что ему очень жаль, и что он совсем не хотел и никогда так больше не будет. Зато из кабинета снова вышли друзьями, что остальные члены их компании, уже поджидавшие за дверью, восприняли, как должное.

— Альбус, надеюсь, ты понял, что мы действовали для твоего же блага? — наставительно спросила Викки. — Блэки — жуткая семейка, немногим лучше Гонтов. Связываться с ними нельзя. Знаешь, что они сделали с матерью Айлы?

— Викки, не нужно, — пробормотала Айла, покраснев.

— А что такого? Тебе нечего стыдиться, кроме разве что родства с этими сумасшедшими. Если хочешь, я расскажу вместо тебя, но Альбус должен знать, чтобы понять, что они за люди.

— Не нужно. Я сама, — Айла сильней залилась краской. — Моя мать… Она родная сестра директору. Ее выжгли с фамильного древа, когда она влюбилась в магглорожденного и вышла за него замуж.

— Откуда выжгли? — не понял Альбус.

— С фамильного древа. У них есть зачарованный гобелен, там указаны имена и даты жизни всех членов семьи. И когда кто-то совершает неугодный остальным поступок, его выжигают. Это имеет какие-то магические последствия… Не знаю в точности, правда, мама не говорила, а я не спрашивала.

— Ну и чего ты стеснялась? — удивился Лэмми. — В этом же ничего такого ужасного нет. В смысле, твоя мама в самом деле не сделала ничего плохого, а это дерево пусть прожигают на здоровье, оно даже не настоящее, его не жалко.

— А как твоя мать после такого отпустила тебя в Хогвартс? — ахнул Элфиас.

— Спокойно, — Айла пожала плечами. — Она знает, что директор — разумный человек и не станет нас преследовать только за то, чьи мы дети. В прошлом году школу окончил мой старший брат, Эшли, и за все семь лет его никто не притеснял. Правда, — она оглянулась и понизила голос до шепота, — письма вскрываются, так что не пишите домой ни о порядках в школе, ни о происшествиях и лучше не обсуждайте политику… Словом, ничего, что могло бы принести вам и вашим родителям неприятности. А если что-то такое необходимо написать… С третьего курса нам можно будет ходить в Хогсмид и пользоваться тамошней почтой, — она снова боязливо оглянулась.

Альбус усмехнулся. Рассказ Айлы вовсе не разъяснил ему, почему Блэков следует опасаться. Ну выжигают так выжигают… Он же не из их семьи. Вот с матерью тоже училась одна Блэк — годом старше, кажется. Кендра со смехом вспоминала, как в отместку за дразнилки она прозвала Элладору Блэк «Марией Стюарт», и три факультета быстро подхватили это прозвище. Кендра и сама не знала, почему ассоциировала слизеринку именно с казненной шотландской королевой, но девица страшно сердилась.

— Короче говоря, Альбус — торжественно объявила Виктория, — ситуация такова. Если ты повздоришь с Блэками, тебя вытурят из школы, и ты не поможешь никому, кто нуждается в этом сильнее, чем Лоуэлл. Он, кстати, уже вовсю притирается к тем, кто побогаче: его видят то с младшим из Блэков, то со Слагхорном… Он справится без тебя.

Противный голосок в голове проблеял, что она права.