Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности

Наибольшее внимание привлекал вопрос о честности крестьян. Он был центральным во всех этнографических описаниях нрава. Замечания о польских «обыкновениях» не являются исключением. Часто встречаются подробные рассуждения о причинах воровства крестьян «не у своих», и в них явно проступает не осуждение, а попытка объяснить эту склонность особенностями отношения крестьян к собственности. Мотив воровства «у панов и ксендзов» нередко содержится в обзорах 1870-80-х гг., то есть в то время, когда в российской этнографии уже появились первые исследования об обычном крестьянском праве («юридическая этнография»).

Е. Водовозова писала о поляках Австрии, что они «не считают грехом пасти свой скот на полях… ксендзов или тайком вырубать у них лес»[872]. Объяснение этому она пыталась найти в неуважительном отношении народа к представителям духовенства, влияние которых объявляла преувеличенным, а авторитет в крестьянской среде – утраченным. Другой автор в таких поступках усматривал упадок нравов (поскольку крестьяне не только совершают грех, но еще и спокойно говорят о нем и не считают стыдным признаваться). Он с грустью вынужден был признать, что добродетельность мазур омрачена их склонностью к мелкому воровству, о котором сами крестьяне говорят, что «воровать из жадности, для наживы – грех, но воровать нужное – можно» (например, помещичий или казенный лес); «лес не заперт, земля эта мазурская»[873]. И даже «честные курпики» тоже воруют лес[874].

К довольно часто упоминаемым позитивным качествам крестьянского сословия во многих странах можно отнести те свойства, которые отмечены как присущие в наибольшей степени «курпикам» – «откровенность и простота»[875]. Впрочем, такая характеристика является скорее универсальной приметой тех этнических групп, которые сохранили традиционный уклад жизни и не подверглись внешним воздействиям, нежели польской этнической особенностью. Из наиболее распространенных достоинств выделяются добросовестность и трудолюбие поляков в целом[876], а наиболее серьезные недостатки – нечистоплотность и тяга к выпивке[877]. Позитивным отличием от русского мужика кажется российским авторам и то, что поляк «не ругается так адски, как сквернословит восточный или русский человек»[878].

В «Живописной России» содержится очерк А.К. Киркора «Черты минувшей жизни», в котором автор после детального описания обычаев и нравов шляхты до разделов, составленного на основании польской литературы и историографии, делал следующее заключение: «Указывая на дурные стороны жизни поляков, нельзя умолчать о многих благородных их чертах и прекрасных качествах… У большинства поляков можно найти много примеров высокой нравственности, благородного рыцарского гражданского достоинства, беспредельной и самоотверженной любви к отчизне»[879].

Религия и национальный характер. Проблеме конфессиональной принадлежности поляков, как и в этнографических описаниях других народов, не уделялось особого внимания. Назывались господствующие в различных регионах вероисповедания, хотя поляки в большинстве своем – католики, часто упоминались мазуры-лютеране из восточной Пруссии и православные (бывшие униаты) восточных районов Привислинского края (Люблинская и Седлецкая губернии).

Поляки характеризовались как верные и горячо верующие христиане, соблюдающие посты и обряды: «Поляки считаются добрыми католиками. Действительно, они очень усердные исполнители обрядов своей религии и усердные слуги папы и ксендзов»[880], самыми набожными из всех «отраслей» считались типичные поляки – мазуры[881]. Е. Водовозова объясняла католическое вероисповедание большинства поляков «свойственным», т. е. более других соответствующим их природным этническим свойствам (эмоциональности и пылкости)[882]. Даже у Мазуров восточной Пруссии, в большинстве своем лютеран, она обнаруживала старинную, еще не утраченную «страстность» веры, более органичную для католицизма, и не являющуюся чертой, как она утверждала, немцев-лютеран[883].

Большая часть заметок о внешней религиозности носит этнографический характер: говорится о традиционных деревянных придорожных капличках и крестах, культе Девы Марии, поклонении святыням (Ченстоховской Божьей матери и др.) Обращают внимание авторы и на внешнюю благочестивость и «истовость» проявлений веры крестьян, но некоторое раздражение вызывает у них «любовь» к пышным церемониям и процессиям, их «шумная театральность»[884].