Полёт на Сатурн (СИ)

К восьми, то есть, к танцам, я высохла. На мне была серая плиссированная юбка до колена, которую я всегда надевала на праздники, оранжевая майка с синими рукавами и белые гольфы. Мы все подкрасили губы Эркиной помадой — не той, которую нашла Алевтина во время шмона, ту отобрали, — а запасной, которую Эрка прятала в пенале для рисования, принарядились и всей кодлой отправились на площадку. В палате остались только две девчонки — Бама и Иринка, у которой в начале лета каждый год был насморк. То ли она в речке вчера пересидела, то ли насморк по ней соскучился и решил вернуться, но она так чихала, что для танцев точно не годилась. А Бама осталась просто так.

Вожатые постарались — от столба с фонарём под косым углом протянули две нитки с цветными флажками, и от этого у площадки сразу стал праздничный вид. Возле стены стоял старый облупленный стол с пластинками, за которым сидела неутомимая Марья Ивановна, а рядом со столом на четырёх шатких ножках покачивалась радиола «Кантата» с откинутой крышкой. У нас дома такая же. Игорь и два вожатых подключали к ней какой-то чёрный сундук, а к сундуку — динамики. Из динамиков раздавался оглушительный треск.

Народ помаленьку собирался. Подошли малолетки, которые по ночам мазали друг друга поморином и вместо настоящих страшилок рассказывали анекдот про чёрную руку. Они тоже, как и мы, лузгали семечки. Вообще весь лагерь постоянно лузгал семечки. Откуда эта пища богов берётся, я не знала, но тоже лузгала.

Один из вожатых раз-два-трикнул в свистящий микрофон, кашлянул и сказал:

— Начинаем танцевальный вечер. Просьба соблюдать чистоту. За семечки будем выгонять. Запрещается нецензурно выражаться и устраивать драки. Приятного вечера.

И Игорь поставил песню «Пусть всегда будет солнце». Мы, весь лагерь, стояли вокруг площадки, прятали в карманах семечки и мялись с ноги на ногу. Потом зазвучала песня «Взвейтесь кострами», и мне захотелось сбежать обратно в барак. По прежнему стоя в кружке, мы прослушали песни «Гляжу в озёра синие», «Я люблю тебя, жизнь» и «С чего начинается Родина».

Пластинка отчаянно заедала, музыку на минуту выключили, и вожатые заменили головку. На них с завистью смотрел весь лагерь — спрашивается, где они достали такой дефицит? После замены пошло как по маслу. К Марье подсел завхоз, они разговорились, и Игорь, пользуясь случаем, поставил группу «Пламя». Это было уже веселее.

— Ну что же вы не танцуете? — бодро спросила вожатая и сама потащила Юрика на площадку, и они начали качаться под музыку, медленно перетаптываясь. Люся не могла этого стерпеть и потащила танцевать какого-то другого вожатого.

А потом поставили «Цветы», и кое-кто из пионеров тоже осмелел. Пар стало больше. Вожатые постоянно меняли музыку, а Игорь им помогал, смахивая с пластинок пыль. Каким боком он туда затесался? Я ему, если честно, завидовала. Столько пластинок, и все в его распоряжении! Скучные песни были на больших чёрных пластинках, а хорошие — на голубых, маленьких и гибких.

Но был там один диск-гигант совершенно красного цвета, весь насквозь прозрачный, как леденец, и здорово поцарапанный, и я до ужаса захотела его украсть — не для того, чтобы слушать, а для того, чтобы через него смотреть. Не подумайте, что я воровка — я к воровству очень плохо отношусь, всячески его осуждаю и краду только ручки, но эта пластинка была настолько зэканская, что я её прям захотела. Им же тут в лагере всё равно что крутить. Но разве такую махину украдёшь?

Эрка в клетчатой юбочке и в футболочке с немецкой надписью проплыла мимо всех, обогнула стол с начальством и схватила Игоря. Тот не смог ей отказать. Я смотрела, смотрела, как они качаются, и поискала глазами Кольку. Кольки не было, и тогда я подошла к первому попавшемуся пацану и дёрнула за рукав. Он окаменел и вышел со мной танцевать.

Было здорово! Словно и не существовало никогда зубных кабинетов с мышьяком и открытых машин с низкими бортами, зимних подъёмов в ледяной квартире и злобных учительниц. Мои руки лежали на плечах кавалера, он обнимал меня за талию, и мы качались, как настоящая пара. Весь мир был у моих ног.

Когда включили «Красные маки», танцующих было уже полно. Куда делся мой кавалер, я не заметила, но меня это не огорчило. Медленные песни сменялись быстрыми, и я как могла, дёргалась в такт, подражая другим. Мои стриженые волосы так стильно развевались, что я даже немножко задрала нос. Вот прямо взрослой себя почувствовала!

Стемнело, и стало совсем здорово. Мы с девчонками то танцевали, то уходили погулять вокруг и пошептаться, а заодно восполнить запас семечек — я так и не выяснила, откуда они берутся. Не девчонки, а семечки. Как ни пытались их запретить, а всё равно вся территория была усыпана шелухой.

В день танцев можно было не спать допоздна, и музыка, наверно, играла бы до полуночи, если бы не происшествие, в котором оказалась замешана опять-таки я. Когда я, ни о чём не подозревая, прыгала и скакала под что-то весёлое и залихватское, ко мне вдруг подошла Нинка и гаркнула в ухо:

— Там из-за тебя разборка!