— Ты почему молчала, что у тебя слова есть? — взъелась на неё Танька рыжая.
Все вытащили карандаши и старательно списали текст себе, а после этого было уже не до покойников. Мы начали петь:
— Но он игрушкой детской был,
Ведь был солдат бумажный!
С того дня жизнь в лагере подпортилась. Речку запретили, День Открытых Дверей отменили, а на следующую ночь мне приснился покойник, барабанящий в окна, и в полдень пошёл дождь. Я даже выспорила у Машки барбариску. Ха, ещё бы! Небо с утра было ясное, а Машка не знала, что я умею предсказывать погоду по покойникам.
Нам ежедневно выдавали витаминки. Болящие постепенно начали возвращаться в палаты. Методом дедукции я вычислила, что во время танцев Марья разозлилась не из-за драки, а из-за гриппа, который тогда уже вовсю гулял по лагерю. Неизвестно, откуда посреди смены взялась инфекция. Любой начальник лагеря был бы в бешенстве, Марья ещё ничего держалась.
А ещё я выяснила, что Эрка сохнет по Игорю — она ему записочки писала. Сама бы я на такое никогда не решилась — записочки пацану подбрасывать. А вдруг кто увидит и растрезвонит? Тем более Игорю. Додумалась, кому писать.
*
До конца смены оставалась неделя. Родителей к нам не пускали, и я чистила зубы пальцем. Во второе воскресенье танцев не было из-за дождя. Почему дождь опять пошёл — ума не приложу. Никаких покойников мне накануне не снилось.
Эпидемия сошла на нет, снова разрешили купаться и гоняли всех на дежурство по кухне. Я научилась чистить картошку. Скажете, эка невидаль в моём-то возрасте? Вы не знаете мою бабушку! Она не подпускает к плите не то что меня, а даже мою маму. Всё делает сама и за всех всё решает, и попробуй только ей поперёк что-нибудь скажи — сразу будет скандал.
Как-то раз вечером я увидела, что Игорь и Эрка прогуливаются мимо нашего барака, то есть корпуса. Ну и что. Увидела и увидела. Прогуливаются и прогуливаются. Как будто мне есть до них дело.
Был конкурс на лучшую стенгазету, победил третий отряд.
В столовой один раз был кисель. Белый.
Мы играли в «Зарницу», но мне не понравилось. Года три назад было бы да, а сейчас изображать разведчиков уже скучно.
В один из дождливых дней нас согнали в актовый зал смотреть подаренный колхозом телевизор, чтобы он не простаивал без дела. Показывали передачу про советские достижения. Как и в школе, столовка в лагере волшебным образом меняла название в зависимости от того, что в ней делали: если ели, то она оставалась столовкой, а если устраивали мероприятие — превращалась в актовый зал.
В той же столовке, когда она была актовым залом, наш отряд разучил и поставил сценку по рассказу Драгунского. Мне было стыдно. Я бы лучше Офелию сыграла, но вожатые настояли на детском рассказе.
Мы с Колькой ещё раз удирали на речку. Поплавали немножко, а потом он мне сказал негромко и исподлобья:
— Ты это, определяйся, со мной ты или с Ванькой.
— Я сама по себе, понял? И Ваньку мне не сватай, пожалуйста, — ответила я и гордо удалилась в кусты переодеваться. Нашёл к кому ревновать — к Ваньке. Фи.
То, что сообщил мне Игорь в автобусе, до сих пор не шло у меня из головы, но в лагере время было настолько забито, что поспрашивать у других ребят я не успела. А к самому Игорю подойти почему-то стеснялась.
И однажды Юра объявил, что наш отряд идёт в поход. Цель похода была — изучение флоры и фауны нашей полосы. Нужно было обернуться до двух, чтобы успеть к мёртвому часу, и сразу после завтрака мы собрали рюкзаки, выстроились в две шеренги, и Юра повёл нас вон из лагеря. Нам выдали по котлете и по два куска хлеба, а воду с собой брать не велели, потому что бутылки могут разбиться, и мы поранимся. Да и затыкать нечем. Да и бутылок нет. Начальница договорилась с шефами, что те подгонят к месту привала машину с горячим компотом. Ну и ладно — меньше тяжести тащить.
Люся тоже шла с нами, потому что один Юра мог не справиться с толпой трудных подростков, и время от времени покрикивала: «Не отставать!» У какого-то пацана за спиной висела гитара, и я подумала, что мы даже в лесу будем петь «Заправлены в планшеты космические карты».
Не знаю как там с фауной, а изучение флоры началось сразу за воротами. Мы свернули с асфальта направо и гуськом пошли по тропинке через заросли кустов, а Люся показывала (рукой, не пальцем) на разные травки и кусты и называла их.
— Смотрите, этот цветок называется водосбор. Это — ромашка. Этот колючий цветок носит смешное название синяк. Он лекарственный. А этот низенький кустик, — Люся показала на княженику, — ежевика. А кто скажет, как называется этот кустарник?
— Золотистая смородина, — ляпнула я, но мой голос потонул в общем хоре:
— Облепиха!
— Правильно, — сказала Люся. — А теперь построились в две шеренги и песню запе. Вай!
И как-то так сложилось, что меня поставили рядом с Игорем. Да, нас опять построили, чтобы девочка шла с мальчиком. Мальчика не хватило только Баме, и она семенила одна в хвосте. Мы с Игорем сначала даже не смотрели друг на друга, да и некогда было: пели походные песни. А потом, когда вышли на пригорок по тропинке вдоль реки и отряд растянулся на полкилометра…