В рамках этих идей шла последовательная селекция различных групп избирателей с расширением и дифференциацией допущенных и отстраненных от выборов категорий. Из числа допущенных категорий последовательно выпали ремесленники, торговцы, члены профсоюзов, а также интеллигенция – лица, входящие «в трудовые, профессиональные, классовые объединения и союзы», в частности «профессионалы науки, искусства, литературы и техники без различия отраслей и специализаций», а также «все, хотя и не трудящиеся, но получающие средства к жизни от органов Сов. Власти»[563]
. Все эти группы были объединены неопределенным понятием «служащие всех видов и категорий». Единственным исключением из этого правила стало наделение избирательными правами членов семей рабочих и крестьян – их жен и дочерей (т. е. фактически половины населения страны), которые ранее были исключены как лица, трудовая деятельность которых (занятие домашним хозяйством) не рассматривалась как «общественно полезная»[564]. Принципиальное значение имело исключение первоначально предполагавшегося принципа представительства во ВЦИК от общественно-политических организаций: «избирают следующие объединения, если они принимают Советскую конституцию: 1) политические, 2) профсоюзные, 3) кооперативные, причем число представителей должно соотноситься между собою как 3:3:1»[565]. Вообще глава об избирательном праве, которую первоначально планировалось сделать первой, переместилась в принятой Конституции РСФСР в четвертый ее раздел (Гл. 13. Ст. 64), а зафиксированные в ней принципы (о допущении к выборам лиц, «добывающих средства к жизни производительным и общественно полезным трудом») отличались не только крайней неопределенностью, но и возможностями тотального манипулирования выборами в интересах однопартийной диктатуры. Конституция РСФСР 1918 г. предусматривала поэтому преимущества рабочих по сравнению с крестьянами на выборах в Советы. Городские рабочие и служащие избирали на съезды одного представителя от 25 тыс. избирателей, а крестьяне – от 125 тыс. В этом усматривалась «руководящая роль рабочего класса в его союзе с крестьянством». Разработчикам Конституции необходимо было выбрать форму государства, согласовав три ее параметра – советское, профсоюзное и партийное. Решение было найдено в конституционном закреплении номинального советского принципа при решающей роли партийного контроля.Институциональным выражением тенденций по укреплению социальной базы нового режима стала эволюция советской системы: к марту 1918 г. все основные Советы страны стали на платформу большевизма, превращаясь в номинальные органы государственной власти «диктатуры пролетариата»; к июлю 1918 г. сеть советских организаций покрыла всю страну; к середине 1918 г. по всей России насчитывалось 12 тыс. Советов[566]
. Вводилась громоздкая непрямая и многоступенчатая структура выборов в советы разных уровней (областных, губернских, городских, уездных и волостных), позволявшая многократно и целенаправленно просеивать их состав с точки зрения лояльности программным установкам партии[567]. При общей пассивности масс и недееспособности Советов как органов принятия решений они становились идеальным инструментом направленного конструирования общества и проведения социальной мобилизации[568]. Основными тенденциями советской системы становятся ее унификация (за счет вытеснения оппозиционных партий), централизация и растущая иерархиизация (сопровожавшаяся последовательным изгнанием оппозиционных фракций)[569] – бюрократизация, институционально выражающаяся в укреплении позиций исполнительных комитетов, проводивших на съездах волю большевистской элиты[570]. В результате к началу 1920-х годов советы полностью перестали соответствовать своему декларированному назначению институтов государственной власти, став декоративным атрибутом и одним из «приводных ремней» диктатуры.По мнению критиков, отказ от классического демократического принципа всеобщего избирательного права («буржуазной четыреххвостки») ведет к сегрегации граждан – разделению их на «козлищ и овец»: «в то время как одним предоставляется ими вся полнота государственной власти, другие остаются немыми подданными республики, единственным правом и привилегией которых является безропотное исполнение велений своих власть имущих сограждан». Фактически вводится куриальная система в стиле столыпинского избирательного закона (Акта от 3 июня 1907 г.), хотя и с противоположной целью: если царское правительство стремилось ограничить права малоимущих слоев в интересах представителей крупного землевладения, то «г. Рейснер переворачивает систему вверх ногами и спешит расширить избирательные привилегии рабочих и беднейших крестьян за счет прав остальных избирателей». Проект «самой свободной в мире республики» на деле оказался «квинтэссенцией реакционных помыслов»[571]
.7. Террор как метод социализации и кровавая круговая порука