Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Концепция «революционной законности» стала способом институционализации этого «правосознания» в условиях консолидации диктатуры. Гибкость понятия «революционной законности» заключалась в том, что по мере необходимости можно было апеллировать к одному или другому компоненту этой формулы. Этим понятием оправдывалось отступление от советских законов «в том случае, если они вызваны экстремальными условиями гражданской войны и борьбой с контрреволюцией»[612] или, напротив, «борьбой с нарушителями революционной законности», а также если они связаны «вообще со всякого рода злоупотреблениями власти»[613]. Идея «внести в сознание масс начала революционной законности» означала вовсе не укрепление гарантий прав личности, но создание особого аппарата власти и контроля, необходимого партии «для облегчения дальнейшего продвижения вперед по пути к коммунизму»[614]. С одной стороны, декларировалось, что «правовое просвещение масс» есть условие «успешности борьбы с нарушением законов и должно служить делу укрепления революционной законности»[615]. С другой – оставалось неясно главное: «Нужно ли исполнять Советские законы, или можно их не исполнять? Обязательны ли они для всех граждан Союза, или некая категория граждан свободна от этой обязанности? И, наконец, как выполнять их – по точному ли и прямому смыслу законов или как-нибудь иначе?»[616] Постоянно разъяснялось, что «революционную законность» отнюдь не следует понимать как простое соблюдение текста закона, поскольку такая трактовка «очень легко может перейти в формальное понимание закона, свойственного буржуазной законности», но одновременно – ее нельзя понимать и как следование справедливости, поскольку данное понятие «имеет, согласно своей исторической анкете, весьма подозрительное буржуазное происхождение»[617].

В этом контексте под законностью «должен пониматься тот правопорядок в государстве, который признан целесообразным верховными органами пролетарской диктатуры и который в силу этого обязателен как для граждан, так и для органов и агентов власти. Нарушение этого правопорядка и будет нарушением революционной законности»[618]. Выяснилось, что классовое правосудие означает не «распределение санкций по классовым признакам» (как считалось ранее), а «защиту класса в целом»[619]. Предполагалось, что новое право станет спонтанным выражением социальной практики: после революционного слома устанавливается «более полная система повиновения, где безусловная стимуляция (непосредственная расправа) заменяется уже условной, знаменующей появление новой системы права», «создается общая привычка повиновения, безотносительно к тому или иному содержанию приказа»[620].

Существо понятия «революционной законности» Ленин в 1918 г. объяснял товарищам следующим образом: «Если по декрету выходит плохо, а по вашим действиям хорошо, никто вас за это ругать не будет. Если же вы приказа или декрета не исполните, а из ваших действий выйдет скверно, то вас нужно будет тогда всех расстрелять»[621]. Этот тезис наиболее доходчиво разъясняет низведение права к элементарной политической целесообразности.

9. Конституционная комиссия как инструмент социального конструирования: структура, приоритеты, порядок деятельности

Радикальная трансформация коммунистического мифа в ходе его юридической имплементации связана с составом и механизмами деятельности Конституционной комиссии. Конституционная комиссия, созданная решением ВЦИК 1 апреля 1918 г. – единственный в советской истории эксперимент разработки Конституции на многопартийной основе. Состав этой Комиссии, подобранный большевиками, был утвержден Пленумом ВЦИК 4-го созыва в заседании 8.04.1918 г.[622] В окончательном официально опубликованном 16 апреля 1918 г. списке членов Комиссии представлены: Председатель Комиссии – Я. М. Свердлов, заместитель председателя – М. Н. Покровский, секретарь – В. А. Аванесов, члены: А. И. Бердников (от максималистов), Д. П. Боголепов, Н. И. Бухарин, Г. С. Гурвич, М. И. Лацис, Д. А. Магеровский (от фракции левых эсеров), М. А. Рейснер, Э. М. Склянский, А. П. Смирнов, И. В. Сталин, Ю. М. Стеклов и А. А. Шрейдер (от левых эсеров). Документы отражают постепенный (и компромиссный) характер комплектования Комиссии, что отражено в различных списках ее состава[623]. В составе Комиссии первоначально не было юристов, которые были приглашены в нее в качестве «сведущих лиц» лишь после того, когда выяснилась практическая необходимость этого. Так, кандидатура Рейснера была включена в состав Комиссии (с совещательным голосом) по предложению Гурвича и с санкции Свердлова на первом заседании Комиссии 5 апреля 1918[624], после чего он получил формальное приглашение от коллегии Наркомата юстиции, а соответствующее предложение было направлено в Президиум ЦИК в тот же день[625].