Решающим фактором на всех этапах разработки Конституции стало вмешательство партийных инстанций. Во-первых, тот факт, что основы Конституции уже были приняты высшим законодательным органом – контролируемым съездом Советов, закреплены решением партийного съезда и лишь после этого октроированы республикам, облегчал задачу борьбы с оппозиционными проектами, которые были отвергнуты формальным образом как несоответствующие законодательно санкционированным основам советской федерации. Во-вторых, все спорные и нерешенные в Комиссии вопросы (соотношение Договора и Конституции, структура ЦИК и его палат, гражданство, бюджет и налогообложение, структура наркоматов, порядок изменения Конституции)[978]
передавались ею на решение партийных инстанций – в Комиссию ЦК или Политбюро, причем участникам конституционных дебатов не всегда было очевидно, «имеются ли соответствующие решения соответствующего политического учреждения, или же это есть решения той тройки, которая заседала по вопросу о выработке окончательного текста»[979]. В-третьих, вся работа Комиссии проходила под жестким контролем партийных инстанций, которым принадлежало последнее слово. Оппонентам разъяснялось (как это было в отношении Раковского сделано Рудзутаком), что «согласно постановлению Пленума о Комиссии ЦК она должна руководить работой Комиссии Президиума ЦИК СССР», а следовательно, «постановления Комиссии ЦК являются директивными для постановлений комиссии»[980]. В-четвертых, окончательное решение по конституционному вопросу было принято не законодательным и даже не административным институтом, а высшей партийной инстанцией, что раскрывает реальный механизм власти формирующегося тоталитарного государства. Это ставило республиканскую оппозицию в заведомо проигрышную ситуацию, особенно в ее стремлении пересмотреть решения партийного ареопага, или, тем более, «отстоять свое право и мнение партийным путем даже и после решения Политбюро»[981]. На заключительной стадии разработки Конституции оппонентам не оставалось ничего иного кроме тактики молчаливого сопротивления – блокирования «окончательного принятия всех проектов» Комиссией «ввиду систематического отсутствия представителей Украины и Белоруссии»[982].Специфика механизма разработки Конституции 1924 г. (как и всех последующих) заключалась в тщательном камуфлировании процедур принятия решений партийными структурами, которые на всех этапах легитимировались параллельными решениями государственных (советских) институтов. Так, общее направление деятельности Конституционной комиссии ЦИК определялось решениями Комиссии ЦК РКП(б). Эти решения стали основой работы Подкомиссии Президиума ЦИК; последние были вновь переработаны Комиссией ЦК, чтобы стать предметом рассмотрения Комиссии Президиума ЦИК[983]
. Расширенная комиссия ЦИК, в соответствии с полученными директивами, внесла проект Конституции на 2 сессию ЦИК СССР (6 июля 1923 г.). Для завершения работ был избран ряд согласительных комиссий по конституционным вопросам – от Совета Союза и Совета национальностей[984]. Наконец, II съезд Советов окончательно утвердил Конституцию СССР на заседании от 31 января 1924 г.Действие данного механизма производства советского права вполне характеризует последующие изменения Конституции СССР в 1925–1930 гг., определявшиеся идеологическими установками на унификацию законодательства по линии расширения действия союзных норм[985]
, пересмотра союзными республиками постановлений, изданных с «нарушением» Конституции[986], окончательного изъятия из республиканских конституций отступлений, напоминавших об их прежней самостоятельности[987], усиления «контроля за правильным применением и исполнением Конституции» СССР[988]. Сходная логика характеризовала выстраивание отношений РСФСР и других союзных республик к входящим в них автономным республикам и областям[989], все запросы которых поступали на предварительное рассмотрение нового института – Отдела Национальностей при Президиуме ВЦИК[990] и вносились во ВЦИК только по инициативе последнего[991]. Законодательная компетенция автономий также была ограничена изъятием из нее права принятия собственных кодексов и внесения изменений в них[992]. Решение этих вопросов все более напоминало логику унитарного государства – концентрировалось в Президиуме ЦИК СССР, постановления которого все чаще принимались без дебатов – простым «опросом» его членов[993]. Эта унитаристская интерпретация федерализма завершилась с принятием сталинской Конституции СССР 1936 г.9. Светская теократия: культ Ленина как выражение крушения большевистского проекта социальных преобразований