Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

В Конституционном проекте декларировались равенство и справедливость, определявшие будто бы соотношение прав и обязанностей при коммунизме, где «все граждане будут иметь равное положение в обществе, одинаковое отношение к средствам производства, равные условия труда и распределения, активно участвовать в общественном самоуправлении» (ст. 75). Провозглашались основы права, которые «вытекают из самого социалистического общественного и государственного строя, из условий коммунистического строительства» (ст. 55), но с традиционной оговоркой, что они «не могут быть использованы в антиобщественных и антигосударственных целях». Наибольшее внимание уделялось экономическим правам, в основе которых лежит «социалистическая собственность» – «основа строительства коммунизма, условие планомерного развития народного хозяйства» (ст. 18). Она «священна и неприкосновенна» (ст. 19) и существует в двух основных формах: общенародная (государственная) собственность и кооперативно-колхозная собственность (собственность колхозов, иных кооперативных организаций и объединений). Допускалось существование собственности общественных организаций (ст. 20) и личной собственности, право которой распространялось исключительно на «трудовые доходы и сбережения, жилой дом и подсобное домашнее хозяйство, предметы домашнего обихода, личные потребности и удобства», но не могло использоваться для «извлечения нетрудовых доходов и в иных целях, противоречащих интересам общества и государства» (ст. 25)[1577]. Обсуждалась также возможность сконструировать некую «совместную собственность государства и коллективных хозяйств», существование которой представало «одним из проявлений сближения колхозно-кооперативной собственности с общенародной»[1578].

Движение к коммунизму интерпретировалось в подкомиссии Косыгина как процесс сближения различных форм собственности и соответствующих им социальных групп в рамках постепенной замены действующего «принципа распределения по труду» принципом внеэкономического (т. е. бесплатного) распределения материальных и духовных благ. Проблема, однако, заключалась в неспособности разработчиков юридически определить, что такое «социалистическая» или «общенародная» собственность, которая фактически выступала эквивалентом государственной собственности. Последняя в свою очередь определялась как общественная, что создавало порочный логический круг. Другой проблемой стала трудность с определением статуса колхозно-кооперативной собственности, неопределенность которого заставляла определить ее как некий переходный гибрид, исторически обреченный на исчезновение – «постепенное сближение, а затем слияние кооперативно-колхозной собственности с государственной, образование на этой основе единой общенародной собственности». При этом подчеркивалось, что подсобное хозяйство колхозного двора утратит значение и прекратит свое существование «по добровольному решению самих колхозников тогда, когда их потребности будут полностью удовлетворяться за счет доходов от участия колхозников в общественном хозяйстве колхоза, а также за счет общенародных фондов». Сходная судьба ожидала временно допускавшееся «мелкое частное хозяйство некооперированных крестьян, кустарей и ремесленников, основанное на личном труде и исключающее эксплуатацию»[1579]. Данная конструкция собственности рассматривалась как основа «отношений коллективизма, общности экономических, политических и духовных интересов всех членов общества, союза рабочего класса и крестьянства, нерушимой дружбы народов СССР»[1580].

В перечне прав предполагалось расширить социально-экономическую сторону, а политические права формулировались косвенным образом и обязательно со ссылкой на авторитетный партийный документ. Предлагалось зафиксировать «право граждан на самый короткий рабочий день и самую короткую рабочую неделю, право на самые продолжительные отпуска, право на пользование общественными фондами» и прочие социально-экономические права; право на обращение с жалобами и даже «обжаловать в судебном порядке действия администрации и отдельных должностных лиц (это право граждан закреплено в ряде конституций социалистических государств)». Робко предлагалось пойти даже дальше: «Можно было бы также зафиксировать в новой Конституции СССР свободу критики, а также недопустимость какого-либо преследования за критику, как это сформулировано в новом Уставе КПСС»[1581].