Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Вопрос о соотношении прав и обязанностей решался очень противоречиво. С одной стороны, общим местом стал тезис об «укреплении социалистической законности», определявшейся в качестве «объективно обусловленной закономерности общества, идущего к коммунизму». С другой стороны, продвижение к коммунизму связывалось с размыванием прав и заменой их моральными нормами, а основная форма воздействия на индивида и мотивацию его поведения усматривалась в социальном убеждении индивида, результатом которого станет «добровольность выполнения всех обязанностей всеми членами общества»[1582]. Согласовать эти противоположные устремления пытались превращением моральных императивов в правовые нормы. Конституционные обязанности включали назидательные положения квазиправового характера, вытекавшие из представлений о коммунистической морали. «Исходя из принципов Кодекса коммунистической морали, – полагали разработчики, – можно было бы обсудить вопрос о дополнении содержащегося в Конституции перечня основных обязанностей граждан, в частности указанием на обязанность поддерживать и укреплять дружбу народов СССР, обязанность граждан укреплять советскую семью, воспитывать подрастающее поколение в духе коммунистической нравственности и сознания общественного долга, обязанность выполнять честно и добросовестно общественные функции, возложенные на гражданина трудящимися, и считать делом чести выполнение их в интересах общества»[1583]. Некоторые требования выражали традиционализм и патернализм советского общества, накладывая на индивида обязанность заботиться «о чести и достоинстве своего коллектива», «укреплять братство советских народов» и «солидарность с трудящимися всех стран». «Патриотизм и социалистический интернационализм, преданность идеалам коммунизма, забота о процветании СССР» выступали как «высшее проявление моральных и духовных качеств гражданина СССР». Все эти конституционные обязанности должны были стать основой спонтанной саморегуляции поведения, поскольку «по мере развития коммунистических отношений добровольное соблюдение правил нового образа жизни станет внутренней потребностью человека» (ст. 88)[1584].

В соответствии с этими установками о соотношении прав и обязанностей предполагалось решить вопрос о структуре новой Конституции, который «имеет не техническое, а принципиальное значение». Поэтому «главу об основных правах, политических свободах и обязанностях граждан» предлагалось «расположить не в конце текста Конституции, как это имеет место в действующем Основном законе, а в ее начале, сразу после главы, излагающей вопросы общественно-политического и экономического устройства»; перенести в эту главу «все положения других глав Конституции, в которых говорится о правах личности (например, право личной собственности, право избирать и быть избранным)»[1585]; главу об основах избирательной системы дать сразу после главы о правах и обязанностях граждан и перед главой о структуре и компетенции государственных органов, подчеркнув, что «власть в СССР исходит от народа, принадлежит народу и находится под его неослабным контролем». Данная перестройка структуры Основного закона выражала стремление дистанцироваться от модели 1936 г. и осуществлялась «по образцу Конституций ряда зарубежных социалистических государств»[1586].