Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Первая фаза – когнитивного диссонанса (1969 – начало 1970-х годов) – выражается в общей дезориентации разработчиков в отношении основополагающих принципов конституционного конструирования. С провалом попытки ограниченной демократизации в начале 1960-х годов, консервативным поворотом режима после 1964 г. и особенно кризиса 1968 г. в Чехословакии происходят изменения конституционных приоритетов: корректировка идеологии (коммунизм заменен «развитым социализмом»), новое определение основ общественного строя (идея «общенародного государства»), трактовка «прав человека» как инструмента политического доминирования. Молчаливая дискуссия по этим вопросам получила отражение в десятке «схем» структуры новой Конституции, создаваемых в недрах аппарата Конституционной комиссии и иллюстрирующих общую динамику приоритетов разработчиков в конце 60-х – начале 70-х годов ХХ в. «Текст действующей Конституции СССР с предлагаемыми изменениями и дополнениями» (июнь 1969 г.) выдвигает, правда, идею «перерастания государства диктатуры пролетариата в общенародное государство», использует стереотипные тезисы о советах и партии, но уже ничего не говорит о коммунизме и народном самоуправлении, суверенитете союзных республик, очень ограниченно трактует масштабы «социалистической законности и правосудия». Последовательно шло сокращение масштабов предполагаемых изменений: «Сейчас, – говорил А. И. Лукьянов, – можем писать программу-максимум, но иметь все-таки в виду минимальные меры, самое необходимое»[1755]. «Я, – размышлял другой разработчик, П. Ф. Пигалев, – еще раз убедился в том, что, видимо, целесообразно нам сохранить структуру ныне действующей Конституции. Вначале я сомневался, а теперь пришел к твердому убеждению, что структуру надо сохранить»[1756]. Данный подход мотивировался легкостью внесения поправок в номинальную Конституцию, что было в сущности не юридической, а технической проблемой: «За период, прошедший со времени принятия Конституции СССР по декабрь 1972 г., – констатировали эксперты, – было проведено 57 сессий ВС СССР, на 44 из них принимались законы о внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР. Всего подверглись изменениям 67 статей из 147, имеющихся в Конституции и, кроме того, Конституция дополнена 7 новыми статьями»[1757]. Существенные изменения вносились и непосредственно в период обсуждения проекта новой Конституции в 1971 г.[1758]

Вторая фаза (1972–1975) может быть определена как когнитивное смещение – подмена одних задач (создания новой Конституции) другими (создания новой редакции старой Конституции 1936 г.). В 1972 г. предшествующие предложения отвергаются на том основании, что имеют «декларативный или программный характер» и «выходят за рамки изменений действующей Конституции, ведут по существу к ее коренному пересмотру, либо не соответствуют ее содержанию и структуре». Новые предложения, полагает автор записки в ЦК КПСС, принимать нецелесообразно или их «нужно сформировать таким образом, чтобы они органически входили в Конституцию 1936 г., не контрастировали с ее положениями, соответствовали оправдавшей себя практике работы наших государственных органов и общественных организаций», причем часть поправок вообще «не нуждается в конституционном закреплении и вполне может быть урегулирована текущим законодательством»[1759]. Фактически возобладала концепция кодификации действующего права вместо создания нового[1760]. Предполагалось, что работа «могла бы производиться на базе существенного обогащения текста действующей Конституции рядом принципиальных положений (путем кодификации новых статей и даже некоторых глав), отражающих современный этап в развитии общества и государства, а также внесения в этот текст всех необходимых изменений и уточнений»[1761], совершенствования статей проекта «как с точки зрения их правового выражения, так и с точки зрения их редакции»[1762]. Поскольку признавалось, что принципы действующей Конституции «выдержали проверку временем»[1763], возникал вопрос: «Нужна ли вообще коренная ломка действующей Конституции?»[1764] Идея полного реванша достигла пика формы к середине 1970-х годов. «Конституции 1936 г., – считал автор записки 1975 г., – присуще органическое единство политического содержания и конституционно-правовой формы, стройная логика, отлично продуманные внутренние связи. Она оригинальна как с точки зрения структуры, так и подхода к решению конкретных государственно-правовых вопросов». «Являясь самой демократической Конституцией, она в то же время удачно избегает различного рода деклараций и широковещательных заявлений о народном суверенитете, о формальных правах граждан и т. п. Надо заметить, что это далеко не всегда удается составителям Конституций»[1765].