Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Вторая проблема – конфликт сторонников государственной и частной собственности на землю и вопросы стратегии аграрной реформы. В программе правительства предлагалось зафиксировать государственную принадлежность собственности на землю и природные ресурсы и однозначно отвергалась идея частной собственности. Сторонники рыночной экономики категорически не согласились с такой постановкой вопроса: государственная собственность «закрепляет безземелие крестьянина либо толкает его в объятия эксплуататора, которым ныне является председатель колхоза, директор совхоза», представляет собой «сталинизм в сельском хозяйстве» – экономическую Вандею, способную «торпедировать перестройку»[2011]. «Я, – говорил депутат Ю. Д. Черниченко, – в рынок верю, как верю в земное притяжение», а потому «не надо пытаться обхитрить физические законы – отдайте землю по-доброму, не грешите (Шум в зале. Аплодисменты)». Закон о земле, отмечали экономисты А. М. Емельянов, В. А. Тихонов и др., не может обойтись без правового определения отношений собственности: «Ведь это не воздух, не вода в реке – это недвижимое имущество. Как может быть законопроект о земле, если совсем нет понятия собственности?» В качестве альтернативы предлагалось поставить вопросы о частной собственности, фермерском хозяйстве и интеллектуальной собственности или вынести их на референдум, тем более что неофициально купля-продажа земли давно существует и ее надо просто легализовать[2012]. Особую роль в обосновании реформы для возрождения русского крестьянства сыграли известные писатели-деревенщики. «Крепостное право, основанное на марксизме, – говорил В. И. Белов, – должно наконец исчезнуть. Крестьянин должен стать свободным, свободным от всего, кроме земли. Но и зависимость от земли должна быть добровольной, свободно выбранной». Организационные формы землеустройства виделись С. П. Залыгиным в использовании опыта старого русского земства: «Ведь это был необыкновенно демократический общественный организм». Позитивный вектор усматривался в ликвидации колхозов и «обеспечении права равного доступа к земле»[2013].

Мощная оппозиция этим идеям отражала силу коллективистского традиционализма, восходящего к историческим представлениям крестьянской общины и колхозного быта: оппоненты рыночных преобразований не допускали и мысли, что «мы перечеркнем завоевания Октября, предадим кровь наших отцов и дедов, разрешим торговать землей-матерью, разрешим частную собственность», указывали на связь государственной собственности с сохранением однопартийной диктатуры, ибо «эта партия воистину от земли», констатировали неготовность крестьян взять землю из-за недостатка доверия и бюрократических трудностей, а также особенностей психологии «колхозников-механизаторов», далекой от идей «наших бойких плюралистов», видели в приватизации земли способ ее захвата «непорядочными людьми», нажившими средства незаконным путем, как, например, многие кооператоры», опасались спекуляции лучшей землей «как при золотой горячке на Аляске», возрождения малоземелья в национальных окраинах, разрушения традиционного быта малых народов, говорили о невозможности все планировать из Кремля. В выступлениях депутатов – председателей колхозов слышались неприкрытые угрозы оппонентам, например, определить на общем собрании колхозников, кто есть эксплуататор[2014]. «Основы законодательства Союза СССР и союзных республик о земле», ставшие результатом этих дебатов, представляли собой неустойчивый компромисс противоположных позиций[2015]. Земельный вопрос так и не был решен в ходе перестройки, а острые дебаты по нему, шедшие до принятия Конституции 1993 г. (закрепившей право частной собственности на землю) и чрезвычайно конфликтного принятия Земельного кодекса 2001 г., продолжаются и сегодня[2016].

Таким образом, в дебатах 1989–1990 гг. собственность воспринималась скорее как идеологическое, чем правовое понятие; были представлены диаметрально противоположные подходы к соотношению государственной и частной собственности; назывались трудности реализации рыночных реформ в силу отсутствия представления о том, что такое рынок, опасения последствий этих реформ, исходя из идеологических фобий, а не рационального расчета, выявился конфликт собственности и справедливости, становившийся основой традиционалистски мотивированного протеста. Это не решало проблемы перехода к новой экономической системе, но загоняло ситуацию в тупик.

4. Федерализм и национальное самоопределение: почему не удался поиск новой модели союзного государства