Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

В-третьих, не было создано гражданское общество современного типа. Напротив, произошла ретрадиционализация общества, возвращение его в аморфное (атомизированное) состояние, деградация начал европейской культуры, подавление личности (это видно на уровне как правовых понятий, так и русского языка, наиболее четко отразившего примитивизацию и огрубление общественного сознания). Секрет быстрого успеха большевистской революции (распространение «со скоростью пожара») – в том, что ее идеология соответствовала массовому сознанию доиндустриальной эпохи, причем распространение революции останавливалось именно там, где сознание было другим (это видно географически). Поскольку главным инструментом поддержания социальной стабильности остается распределение ресурсов государством, возможность создать полноценный средний класс была упущена. Данная система, основанная на экономическом принуждении, не самодостаточна – не создает уровня благосостояния, возможного лишь при частной собственности и конкурентной экономике. Она позволяет обеспечить лишь механическую стабильность, альтернативой которой является разрушение системы. Поддержание этой стабильности предполагает перенесение конфликта во внешний мир (идея «мировой революции»), мобилизационный тип сознания («последний и решительный бой»), его поддержание репрессиями и постоянным воспроизводством образа врага как внешнего, так и внутреннего (скрытые и явные «враги народа»). Разрушительные войны для системы – источник мобилизации, а в случае успеха войн – получения новых готовых ресурсов. Сохраняется угроза подмены гражданской идентичности имперской, а полноценного гражданского участия – навязываемыми стереотипами официального патриотизма.

В-четвертых, не было создано правовое государство и не реализовалась даже авторитарная модель, способная на переходный период стать гарантом возвращения к правовой стабильности (ассоциирующаяся с бонапартизмом). Попытка решить эту проблему договорным путем созыва Учредительного собрания продемонстрировала вариативность моделей возможного политического устройства – от конституционной монархии до республики парламентского или смешанного (парламентско-президентского) типа. Однако ни одна из них не стала основой последующего революционного процесса. Советская однопартийная диктатура, радикально отвергшая все традиционные демократические формы правления, привела к возникновению системы, основанной на соединении власти и собственности в руках правящего слоя. Вместо защиты частной собственности власть делает высшей ценностью восстановление «порядка» – перераспределение ресурсов между различными группами общества в интересах самосохранения. Это открывает путь политической системе, абсолютно бесконтрольной перед обществом, которая сопоставима с деспотическими государствами прошлого, отличаясь от них более мощными информационными и техническими инструментами поддержания своего господства. Данный вектор создал предпосылки реализации сталинской модели социального конструирования – радикальной модернизации общества при опоре на традиционалистские формы социальной и культурной адаптации, информационную монополию и неограниченное применение насилия. Переход от этой системы к правовому государству становился невозможен без радикальных (революционных) изменений ее несущих основ.

В-пятых, до сих пор не решена проблема восстановления правовой и политической преемственности дореволюционной, советской и постсоветской России. Все попытки разрешения конституционного кризиса правовым путем и обеспечения договорного перехода к демократии (Демократическое совещание, Учредительное собрание, Съезд народных депутатов и пр.) заканчивались срывами – крушением государства и его распадом по национальному признаку (два раза за одно столетие – небывалый случай). Термидор, идея которого доминировала в сознании как сторонников, так и противников революции, не состоялся (лжетермидор периода НЭПа был тактическим ходом власти, связанным с учетом большевиками опыта Французской революции и падения якобинцев). Русская революция, в отличие от классических европейских, не знала полноценной правовой стабилизации – Термидора, бонапартизма, возвращения эмиграции и реставрации монархии. Каждый новый режим в России радикально отрицает предшествующий, разрывая преемственность правовых гарантий. Исключения не составляет и новейший постсоветский режим, возникший в результате революционного коллапса советской диктатуры.