Вопрос о специфике советской политической системы и институтов революционного периода должен быть решен в сравнительной, исторической и функциональной перспективе. В сравнительной перспективе констатируем определенное сходство легитимирующей формулы советской диктатуры с другими режимами – демократией (классовый, а позднее народный суверенитет), теократией (приоритет идеологии над правом), абсолютизмом (сакрализация власти и ее неограниченный характер) и авторитаризмом (однопартийная диктатура, культ личности), что, однако, не ведет к признанию их тождественности. Советский режим, безусловно, отличается от полноценных демократических режимов, основанных на признании ценностей конституционализма (отказом от практической реализации декларированных конституционных прав и парламентаризма), но он отличался также от традиционных деспотических режимов или абсолютных монархий (вообще не знавших каких-либо конституционных ограничений) и даже от современных ей тоталитарных и авторитарных диктатур (допускавших известную действенность правовых норм в системно ограниченных пределах). Он может быть определен как «светская теократия» – гибридный режим, совмещающий на разных этапах существования ряд признаков традиционных деспотий и авторитарных режимов Новейшего времени. Оригинальность советского номинального права с социологической точки зрения вообще состоит в том, что оно представляло собой легитимацию мобилизационной системы власти. Это был тип права, который не сдерживал власть не только формально (в силу идеологизации норм), но и фактически (поскольку эти нормы легко изменялись и нарушались). В то же время принятие номинальных конституционных норм позволяло легитимировать новые социальные отношения и их произвольную трактовку в ходе проведения всех масштабных социальных экспериментов над обществом. Советское конституционное право – юридическое закрепление перманентного эксцесса власти.
В исторической перспективе выясняется сходство советского режима с предшествующими формами российской государственности. Идеология данной политической системы (революционная коммунистическая идея) постулировала радикальный разрыв с прошлым, торжество социальной справедливости, основывалась не на божественном, а на классовом принципе, однако была ретроспективно ориентирована (идеал справедливого общественного устройства усматривался в прошлом, а не в будущем – коммунизм как возрождение бесклассового общества, существовавшего в докапиталистическую эпоху). Мессианское чувство определяло смену стандартов когнитивной адаптации общества (культурная революция и пропаганда как разрыв с традицией), отношения с внешним миром (полная самоизоляция в течение 70 лет, отказ от европеизации, стремление создать собственную оригинальную социальную систему и государственность), формы массовой мобилизации (отказ от религиозных и правовых ее форм во имя идеологических), неограниченность революционной власти. Но по всем этим направлениям историческая традиция постепенно брала верх над догмами революционной идеологии. В условиях, когда большевики неожиданно оказались у власти, они вынуждены были опираться на ту модель, которая исторически была наиболее работоспособна. Это была модель отношений общества и государства, реализовавшаяся в России XVI–XIX вв. и достигшая пика формы с утверждением абсолютизма в начале XVIII в. Для нее, как показали представители классической русской юридической школы, характерны следующие признаки: особый тип отношений общества и государства, при котором их трудно разграничить («служилое государство»); полный контроль государства над собственностью (над землей и ее недрами, трудовыми ресурсами и их перераспределением); решающая роль государства в осуществлении социальной трансформации («закрепощение» и «раскрепощение» сословий государством в интересах службы или «тягла»); тотальный контроль над институтами общественной самодеятельности (церковью, представительными учреждениями, независимыми сословными корпорациями, институтами местного самоуправления); соединение власти и собственности в руках правящей элиты; неограниченная власть (монархический суверенитет в форме самодержавия).