Таким образом, конфликт двух типов норм, институтов и практик (формальных и неформальных) был имманентно присущ системе, прошел несколько стадий развития (дивергенции и конвергенции), но не получил разрешения, завершившись параличом и крушением системы. В реальности на каждом этапе развития советского режима представлен определенный баланс формальных и неформальных институтов (иногда их сочетания) – гибрид правового и неправового регулирования социального поведения, дающий политической элите возможность чрезвычайно эффективно изменять смысл конституционных норм, совершать подстановку одних интерпретаций другими и использовать одни нормы для фиксирования принципиально различных практик. Общий вектор советского юридического конструирования определялся социально-психологическими процессами – выгоранием революционного мифа; ограниченной фиксацией идеологических принципов в нормах позитивного права, подменой содержательных институциональных решений максимизацией контроля и бюрократизацией институтов. В этой конструкции находит полноценное объяснение институт культа личности. Вопреки позиции современников, данный институт – не случайное явление, а имманентная функциональная закономерность. Он был необходим для поддержания системообразующего революционного мифа (особенно в условиях растущего понимания его утопичности), преодоления конфликта формальных и неформальных норм, номинального права и реальности, поддержания единства и иерархической структуры системы, разрешения противоречий и дисфункций, преодоления институциональных диспропорций на всех ее уровнях, в конечном счете – определения смысла социального конструирования. Именно поэтому институт культа личности последовательно воспроизводился в той или иной форме на всех этапах развития советского общества и был неизменным атрибутом всех систем советского типа.
Механизмы институционализации наиболее четко представлены в материалах пяти советских конституционных комиссий. Их анализ позволил реконструировать параметры правового конструирования, мотивы разработчиков, преследуемые цели, корректировку этих целей в меняющейся исторической ситуации. Во-первых, были выявлены стратегические установки конституционных инициатив (фиксируемые в программных документах, принимаемых разработчиками), порядок информационного обмена (закрытые дискуссии по этим вопросам допускали значительную степень свободы обсуждения, недоступной в публичных дебатах), подлинные содержательные мотивы принятия редакций основополагающих норм (реализованного выбора на всех этапах). Во-вторых, реконструированы альтернативные стратегии решения конституционного вопроса, выраженные в работах комиссий и особенно их подкомиссий по ключевым параметрам правового регулирования (основы политической системы, собственность, федерализм, высшие органы власти, судебная власть, общественные организации и партия, структура институтов центрального и местного управления), «отклоняющиеся мнения» отдельных советских ведомств, групп и разработчиков («записки» по острым вопросам, выражающие политическую борьбу внутри элиты). В-третьих, раскрыта динамика изменения позиций соответствующих комиссий (отраженная в селекции проектов и редакций) и факторов, определивших этот выбор (влияние идеологических постулатов, иностранных правовых образцов, апелляция к внешнему и внутреннему общественному мнению, учет прогнозируемых социально-политических последствий).